Тогда я беру, начинаю в себе разбираться публично. И получаю от этого удовольствие. Этакий человековед. Чтоб иметь право выставлять самокопание на публику, я его оформляю как разбор, что хотел сказать автор произведения, про которое он сам и другие говорят и думают, что оно художественное. А я, видите ли, такой пронзительный, что могу оценить, действительно ли оно художественное. Сам при этом имея такой критерий художественности, над которым большинство смеётся, когда о нём узнаёт. Но я не смущаюсь насмешками. Считаю, что просто так случилось, что живу в век интернета. А без него я б удовлетворился писанием в стол и надеждой, что будущие люди мои записки найдут и оценят положительно. Ну, а раз есть интернет, то, так и быть, пусть почитают другие. Пусть поплюют. Мне не важно. Даже и мещански глядя: я-то получил удовольствие, пока писал? – получил – всё, хватает. Однова живём!

Так если обычный сюжет статьи – поиски, от какого элемента произведения у меня недопонятность в душе (или отсутствие её), то теперь у меня другая недопонятность. – Чего я лезу и лезу читать Антона Долина, кинокритика, предателя России?

Я поверил, что он очень квалифицированный. Есть шанс, что напишет что-то умное. А есть другой шанс – что я с ним не соглашусь. Тогда получится ум помноженный на ум. – Так, что ли?

Нет. Не так. Я надеюсь на ещё большую тонкость – на обнаружение зародышей его предательства России до 24 февраля 2022 года.

Во! Вот я и развеял непонимание себя. (И я не притворяясь писал то, что вы, читатель, прочли выше. Просто я как-то так устроен, что ясность в мыслях ко мне приходит в процессе писания и признавания, что я чего-то не понимаю.)

Итак, о каком фильме он написал 14 марта 2018 статью? – О фильме Нужного “Я худею” (2018).

И теперь передо мной вопрос: сразу рассказать, с чем я у Долина не согласен, или после рассказа, чем плох сам фильм?

Фильм плох тем, что порождён замыслом сознания. Замысел такой: проиллюстрировать сентенцию “не родись красивой, а родись счастливой”. Или: “жить не с красотой, а с человеком”.

Аня Куликова, здорово красивая, растолстела, ибо работает кондитером и любит поесть. Женя, парень, с которым она сожительствует, тренер по плаванию, потолстевшую подругу перестал хотеть и бросает её. Горе. Аня борется со своей толщиной. Ей помогает ультратолстяк Коля. Ане удаётся похудеть, а Коле нет. Зато он человек хороший. И она его раз аж поцеловала в нос при прощании. Тот возликовал и на следующую встречу пришёл с букетиком полевых цветов в дом её матери (одноэтажный). Но. Перед ним с таким же букетиком пришёл Женя, накануне увидевший похудевшую Аню в бассейне и опять захотевший её. Мамы и её ухажёра дома нет. Аня не в силах устоять перед красотой Жени, отдаётся его домогательству. И это через окно увидел пришедший вторым Коля. И ушёл. А всё кончается хорошо. Аня сразу после соития рвёт с Женей за его оценку, как хорошо получилось, что они расставались – она похудела. Аня находит Колю, собравшегося с горя перестать пытаться худеть, просит прощения, он принимает и они целуются. Хэппи энд. Пошлятина. Плюс совершенно не веришь высоким чувствам, прорывающимся. А веришь похоти красивых по отношению друг к другу.

А Антон Долин называет фильм нормальным в позитивном смысле этого слова.

Понимаете? Пошлое произведение прикладного искусства Долин называет нормой, похоже, потому что это норма для Америки.

Тогда как я произведения прикладного искусства называю второсортными ради первосортных, рождённых подсознательным идеалом, когда зритель чувствует, что ему сказал автор ЧТО-ТО, словами невыразимое.

А тут – всё-всё ясно и понятно.

Могу я делать вывод о потенциальном предательстве Долина в 2018 году?

В том же году снят фильм “Лёд”, таки художественный (от подсознательного идеала рождённый). И в издательской (“Медузы”) преамбуле статьи Долина он упомянут:

"Медуза” теперь тоже иноагент. И всё нормально: “Лёд” похвалу получает не как художественный, а как коммерческий. Как и “Я худею”.

Деньги – превыше всего.

Конечно ж это залог предательства.

Но не только деньги. Деньги – это некрасиво для творцов. Главное – гуманизм, мол. Потому “мол”, что грубее это назвать приятием мизерной жизни. “Спокойно, - как бы говорят Нужный и Долин, - любите себя как маленького и недостижительного человека. Досталось Ане жить с толстяком Колей – ну и что!?”

И это перекликается с недостижительностью, как её называют либералы с оттенком презрения, про такую ментальную черту русскую, как самодостаточность в скромности. Бедности, если хотите. Появилась она издавна из-за неплодородной земли, когда славяне, избегая набегов степняков, ушли в леса на север.

Но это отличается от западной толерантности. Во-первых, та показная. Во-вторых, у русских личная скромность уравновешивается гордостью за страну, самую большую в мире. А в советский период добавилось влияние идеологии коммунизма, как строя, обеспечивающего безграничное самосовершенствование. В личном порядке на самосовершенствование покушались, наверно, многие. Об этом фильм “Старший сын” (1975) Виталия Мельникова. “Я худею” как бы полемизирует со “Старшим сыном”. “Я худею” на стороне капиталистической, “Старший сын” - на коммунистической.

По Мельникову это личное горе – жить маленьким человеком без самосовершенствования. Старший Сарафанов, кларнетист, аж скрывает от детей, что его уволили из симфонического оркестра, и что он теперь зарабатывает от случая к случаю игрой на похоронах, свадьбах и танцах. Он занимается самым настоящим самообманом, дескать, он пишет ораторию. И это уже много лет и написано только несколько нот. Объективно – полный крах жизни, если ценность её считать самосовершенствование. Дочь его, Нина – ничто человеческое, приспособленка, ей бы выйти замуж и раствориться в семье, сын, Васенька, что-то тоже ни к селу, ни к городу какой-то. Одна надежда – на назвавшегося сыном студента Бусыгина. Потому он не в состоянии признать, что тот не сын, а обманул его, когда тот признаётся. Одно счастье: дочь в этого студента влюбляется и не поедет с женихом на Сахалин, который настолько сухарь, что даже устраивает свадьбу перед отъездом и вообще – явился пред очи отца любимой за пару дней до отъезда. Словно Сарафанов и не существует уже, собственно. – Снято как комедия (и смеёшься то и дело), а это трагедия, называемая так: пришёл в тупик так называемый социализм в СССР, коммунизма впереди, похоже, не маячит. И это – горе. А смех – сквозь слёзы.

И мне понадобилось несколько дней (я фильм на днях смотрел наново), чтоб откристаллизовалось то, что я написал выше. Идеал Вампилова (автора пьесы, по которой снят фильм) и Мельникова – сверхисторический оптимизм: лишь тогда коммунизм настанет. Что горе. Так вот длительность осознания говорит мне, что идеал этот – подсознательный у обоих.

За одно то, Нужный и Долин ему оппонируют – они западники.

Мне у Нужного известен ещё один фильм. Тот тоже относится к прикладному искусству.

Впервые опубликовано по адресу

https://dzen.ru/a/ZFLF-llGaXpvU6da