Удобный для рассматривания художник. И здорово знаменитый. И здорово отвязанный. И, если поверить, что знаменит он не зря, то можно ждать, что отвязанность его обусловлена.

Если поверить, опять же, что с наступлением Первой мировой войны у него начался очередной творческий период (а перед этим был у него экспрессионизм, т.е. нечто коллективистское, вопившее: “О ужас! Бога нет!” – Бог есть всё же нечто, к коллективизму относящееся), то можно ждать, что он из одного экстремизма (коллективистского) скаканул в другой, индивидуалистский. То есть – в ницшеанство. С идеалом нехристианского иномирия, принципиально недостижимой, лишь мыслимой метафизики типа Вневремённости, Апричинности…

Не понятно, правда, как он мог вступить в партию Гитлера, хоть ницшеанство, казалось бы, этому способствовало. Ведь у Гитлера-политика было недоницшеанство – с достижительностью, и – с особым коллективизмом – коллектив индивидуалистов.

Противоестественность, впрочем, проявилась – его, Нольде, как и других экспрессионистов, фашисты причислили к представителям дегенеративного искусства и изгнали из музеев и творчества. Даже запретили рисовать.

Но он уединился ещё больше, чем после начала Первой мировой войны, и рисовал.

Потрясающие, по-моему, вещи.

Меня, во всяком случае, они потрясают – я неравнодушен к ницшеанскому иномирию.

Мне кажется, что неожиданности, которые он применяет для каждого пейзажа есть образы упомянутой принципиально недостижимой и лишь мыслимой метафизики.

Неожиданности эти и назвать-то не найдёшься как. Ну вот тут как-то буквально "Почернело синее море”. У Пушкина это был не столько цвет, сколько воплощённый гнев золотой рыбки. А здесь – как и почерневшие облака – ЧТО-ТО.

Тут такой гнев на весь Этот мир Зла, что хочется в иномирие. Нецитируемое. В него нельзя ткнуть указкой.

В других картинах – в него ткнуть, может, можно. Только назвать то нельзя, нет таких слов на Этом свете.

Всё это написано во время Второй мировой войны. И, соответственно со своим идеалом “над Добром и Злом”, она нисколько не отражена. Мир гораздо хуже в его мнении, чем самая страшная война в истории.

А здесь, в этой метафизике цвета, при всей кричащей страстности красок – как-то тихо, что ли? Тут мир красоты. Нематериальной. Иной. Ибо вода - не вода, вроде, а облака – как бы и не облака, раз так низко над морем.