Нетребо. Красненькая с Лениным. Художественный смысл

Художественный смысл – место на Синусоиде идеалов

С. Воложин

Нетребо. Красненькая с Лениным

Художественный смысл

Легенда плюс опровержение равно упованию.

И все-таки это возможно

Где найдешь страну на свете краше Родины моей.

С. Алымов

Так, наверно, чувствует собака, когда находит след.

Прочитав в конце рассказа Нетребо "Красненькая, с Лениным" (http://www.pereplet.ru/text/netrebo12feb06.html) бубнение хозяйки минигостиницы: "Хорошо пел. Я коридор мыла. Шансон всякий... Про турков, про цыган с испанцами...", - я догадался, что вставной рассказ про Любку и Рыцаря это про героя в четырнадцать лет. Это он там все пел про турок… И меня озарило кое-что насчет неслучайности такого перечня национальностей.

А когда из разговора со своим вечным оппонентом я узнал, что он не понял, при чем тот вставной рассказ, то, поскольку мое озарение объясняло, я решил, что стоит мои нечеткие еще соображения самому себе прояснить и обнародовать. Может, есть и другие, не понявшие.

Песня, слова из которой я вынес в эпиграф, зазвучала в душе сразу по прочтении рассказа. Ну где, в какой стране еще есть в наше время такие женщины, как Любка и Вера?

И ведь имена какие выбрал автор… Самое-самое с ними ассоциируется.

А шлягеры… "Как турецкая сабля твой стан…" "Я расскажу тебе, как жил с цыганами…" Это ж перепев старинного романтизма, душевного настроя пасынков своей эпохи. Бедная Россия… Всегда в надрыве…

Впрочем, только ли Россия? Не целый ли исламский мир бедный? Не всё ли, что не есть техногенная цивилизация – традиционная то бишь?

Или все как раз наоборот, если техногенная-то цивилизация как раз и есть та, которая к гибели ведет человечество, гибели экологической, нравственной, глобализирующей.

И тогда, - раз традиционная (исповедующая самобытность и гармонию человека с природой) все еще как-то выживает, в том числе и переходная, российская, - раз все еще есть и есть, не переводятся такие беззаветные женщины в России… Раз недостижительная мораль все еще имеет человеческую базу в этой стране, в таких, как Пират из рассказа Нетребо, как четырнадцатилетний Рыцарь, как он же, теперешний, омещанившийся, брошенный за то Верой и с горя напившийся, отведший душу в драке (значит, еще не совсем потерянный)… Раз так, то, может, Россия все же – спасение мира? И где найдешь страну на свете краше?

Я быстро прикинул, есть ли в рассказе мои (по Выготскому) любимые противоречия и соответствующие им противочувствия. – Есть.

Ведь о чем он, рассказ? О невозможности соединения душ (да не душ – душетел), предназначенных друг для друга. Душа Любки и так уже принадлежит четырнадцатилетнему Рыцарю:

"Пружинистый от решимости, он стремительно уходил прочь от реки. За ним бежала, спотыкаясь, Любка и говорила, говорила...

- А счастливые не плачут, понятно, безмозглый малыш? Нет, не плачут!.. А если мне будет плохо вдруг, ты увезешь меня в горы? К тому времени, когда мне станет плохо, ты уже вырастешь... И увезешь меня в горы!.. Накинув на плечи башлык! Не убегай! Не убегай насовсем! Позвони мне!.. Потом! Ты, конечно, чепуха, мелочь! Ничего не понимающий салажёнок. Ты!.. Но... Даже когда мизинец отрезают, больно, понятно?!.. Не уезжай без меня, подожди, ты вырастешь!.. Я подожду! Только скажи, что ты не насовсем!.. Сколько я должна подождать? Четыре? Шесть?.."

Ведь ей восемнадцать (или сколько?), а ему четырнадцать. – Не судьба.

А у Пирата и Веры? – Он уже очень и очень немолод ("Уже несколько последних лет, с тех пор как почувствовал, с какой стороны у меня сердце"), а она молода. – Тоже не судьба.

И наоборот, когда была, казалось бы, судьба – у Пирата, в юности, с той, одногодкой, что "вызволила" его из милиции: "Но я почему-то относился к дамскому интересу так, что дальше взглядов и случайных комплиментов дело не доходило. Не знаю: толи мой провинциальный максимализм играл свою роль, толи еще что, но отношения могли возникнуть только на почве глубоких, и непременно взаимных симпатий... Так я для себя определил". У него всего лишь был билет на поезд, и шел последний день его пребывания в Москве.

И как-никак семья, ребенок – теперь, у героя с Викой. – Тоже не совсем судьба.

А когда совсем ничто внешнее не мешало (Любке с Аполлоном). – Так кончилось тем, что Любка утопилась.

И все-таки это возможно – счастье взаимной любви глубокой.

Автор идет путем наибольшего сопротивления, проводя свой идеал. Мой (по Выготскому) критерий художественности выдержан.

Остается только как-то выискать: моя глобальная ассоциация о России могла ли родиться с какой-то незаметной подачи автора (может, и ему самому незаметной, может, им и самим не осознаваемой).

"Есть такая старая песня, называется - "Горечь": "Я от горечи целую..." <…> он в то время пел более легковесные песни... Впрочем"

Я отыскал эту песню. Это Цветаева. 1917-й год:

Горечь! Горечь! Вечный привкус

На губах твоих, о страсть!

Горечь! Горечь! Вечный искус -

Окончательнее пасть.

Я от горечи - целую

Всех, кто молод и хорош.

Ты от горечи - другую

Ночью за руку ведешь.

С хлебом ем, с водой глотаю

Горечь - горе, горечь - грусть.

Есть одна трава такая

На лугах твоих, о Русь.

Даже как бы и не Цветаева это (та ж была демонистка, а тут – обычный русский символист, идеал которого: через падение – ввысь). Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься…

Русь… Было, было что-то глобальное на большей или меньшей глубине души у автора, когда он писал этот свой рассказ.

Или эти хозяева минигостиницы… Почему они "чета русских греков"? Разве теперь в России не всем "все равно", если не супруги снимают себе номер? Разве теперь не всем главное – деньги?

И ведь гречанкой не только начинается рассказ, но и кончается. Не зря она абсолютно против правды понимает души своих клиентов, не зря ее последние слова: "Вот нам с тобой дом поближе к морю да детишек бог дал бы - счастливей бы не было!.." Растительное существование… Мещанское. Разве в нем глубина счастья?

И не зря ли в самом конце казалось бы такая же, но прямо противоположная гречанке жена героя. Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман.

Вот как кончается рассказ:

"Глупости, конечно, говорила ваша постоялица... [Счастливых, мол, не бывает] Есть счастливые, есть!.. Разве может несчастный человек сказать, глядя на меня: "Ну и командировочка у тебя случилась! Зачем так пережарился в электросолярии? Простыл... А синяки и зубы! Опять женщину от хулиганов защищал? Какой ты неосторожный!.."

А ведь скажет!.. А что делать".

Притворятся они оба, что ничего безнравственного не произошло. Что делать. А идеал-то у обоих – взаимная и глубокая любовь, какая вероятнее, что станет распространенной, где?.. – Вот именно.

Это как в приведенной мною цитате из пушкинского "Героя" (1830). О легенде, что Наполеон в египетском походе зашел в чумной барак и пожимал руки своим солдатам, чтоб приободрить их перед лицом смерти. Тогда как вышли мемуары Бурьена, секретаря Наполеона, - на которые Пушкин дает ссылку, - опровергающие легенду. И писан "Герой" в дни, когда Николай Первый прибыл в холерную Москву. – Пушкин в 1830-м уже разочаровался в Николае, в возможности с ним сотрудничества на благо России. Пустяком, видно, Пушкин счел и театральный поступок Николая. Упования поэта в это время уже были на консенсусе в сословном обществе (http://magister.msk.ru/library/publicat/volozhin/volozh01.htm), а не на царизме. Консенсус не мог сработать быстро. Но Пушкин в то время был исторический оптимист. Он готов был закрыть глаза кое на что в Николае. Во имя исторического будущего страны, от аморального царя не зависящего.

В подобной, так и не знаю, насколько осознанной, надежде, по-моему, и Леонид Нетребо написал свой рассказ.

25 марта 2006 г.

Натания. Израиль.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/text/volozhin10apr06.html

На главную
страницу сайта
Откликнуться
(art-otkrytie@yandex.ru)