От “некрасив” его фамилия?

Мне неуютно от такой своей находчивости. Я похож на выскочку. Но здорово интересно, проводя некий принцип, которого никто не придерживается (хоть он естественный), следить, как в прошлом маялись из-за отсутствия этого принципа. (Я ниже буду его писать увеличенным шрифтом.)

Я это к тому, что вот читаю Чуковского о мастерстве Некрасова и поражаюсь. Строка за строкой тянется текст, и всё нет и нет демонстрации какой-нибудь детали из произведения Некрасова, которая б удивила неожиданностью, которая б мне – за неожиданность – намекнула, что она рождена подсознанием Некрасова и выражала б его идеал. Как можно так долго толочь воду в ступе?

Вершиной творчества Некрасова назвал Чуковский поэму “Коробейники” (1861). Так я бросился её читать. И там странным мне показался сюжетный ход, что один из купцов как бы напророчил несчастье, спев песню о несчастье. Могла ли эта странность родиться в подсознании Некрасова?

Думаю, да. Она – из установки (а установка – подсознательное психическое явление), дескать, ВСЁ – ПЛОХО, раз такой ужас, как капитализм, наползает на Россию вслед за отменой крепостничества. "Желаемая действительность – вот куда ведут художника его "интимные установки"” (http://psychologylib.ru/books/item/f00/s00/z0000029/st082.shtml). И что ж может быть желаемым, если капитализм – ужас? – Крестьянский социализм.

Но удовлетвориться я не могу. Потому что "Желаемая действительность” – действительность следующего после крепостного строя, крестьянского социализма – была для Некрасова совершенно осознанной (хотя бы из-за простого факта пропаганды Герценом того строя, что соответствует народному менталитету). Итак, идеал Некрасова крестьянский социализм, который, вероятнее всего, не состоится из-за капитализма, есть идеал осознанный.

И тогда у Некрасова – слишком явная тенденциозность. А это “слишком явная” слишком сильно умаляет её художественность-происхождение-из-подсознания.

Впрочем, слишком ли явен идеал Некрасова?

Рассмотрим противопоставление систем образов, выражающих крестьянский социализм (1) и выражающих капитализм (2).

Повторяем вопрос: слишком или не слишком явно виден идеал крестьянского социализма, что вряд ли сбудется при таких капиталистических замашках всех и всюду?

Может, и не слишком. До меня, например, не сразу дошло.

Но явная тенденциозность насчёт ВСЁ – ПЛОХО сквозит чуть не в каждой строке. Например, последняя строка: "Лесника в острог свезли...”. Лесник, - мы уже знаем, - убийца обоих коробейников, позарился на их выручку. Так Некрасов не против именно лесника, а против всей пирамиды нового российского Зла (против тяги к максимальной выгоде), состоящего больше, чем из частных (лесник, например) злых сил. А вот первая строка: ""Ой, полна, полна коробушка…”. Ух, как хорошо! А это – ложный сюжетный ход. Правда же – наоборот: сомнение, будет ли счастье на Руси, как ни хотелось бы.

Такое всепроникновение идеи – чудо, называемое словом “целостность”. И чудо такое творить может лишь подсознание. И оно-таки его и творит. Но это не то, сложнейшее подсознательное (подсознательный идеал), которое присуще высочайшему искусству – неприкладному. Ибо “Коробейники”, осмелюсь сказать в первом приближении, искусство прикладное. Оно приложено к идее отрицания исторически опозорившегося в середине XIX века в Западной Европе строя – капитализма и к идее утверждения никогда не существовавшего крестьянского социализма. Тут нет испытания сокровенного. Тут внушение заранее знаемого (крестьянского социализма). Как в философском эссе, присяге, клятве, заговоре, молитве (перечень отсюда: http://www.gramota.ru/biblio/research/hudtext0/hudtext2/hudtext3/) – тоже не испытание. Даже в простой гладкой русской речи есть сперва подсознательная установка на именно русскую речь, а потом уже сама речь льётся.

Я ищу другое подсознательное в “Коробейниках”.

Почему?

Потому что Некрасов – слишком громкое имя в русской литературе, и думается, что не может быть, чтоб он никаким боком не касался сложнейшего подсознательного – непосредственного образа идеала, да такого образа, который бы был настолько необычен, чтоб его происхождение можно было отнести к подсознательному, как бы иному, чем установка.

И я не думаю, что дальнейшее чтение работы Чуковского даст мне какую-нибудь текстовую конкретику-элемент, из-за которой я возникшее подозрение о нехудожественности Некрасова переменю.

Ну вот, казалось бы, тут же и опровержение:

"…говоря о хореях и ямбах, Чернышевский счел необходимым напомнить, что “у одного из современных русских поэтов (то есть у Некрасова. — К. Ч.) — конечно, вовсе не преднамеренно [подсознательно?!] — трехсложные стопы, очевидно, пользуются предпочтительною любовью перед ямбом и хореем”.

Это прозвучало большой похвалой, так как за несколько строк до того Чернышевский утверждал, что “трехсложные стопы (дактиль, амфибрахий, анапест) и гораздо благозвучнее, и допускают большее разнообразие размеров, и, наконец, гораздо естественнее в русском языке, нежели ямб и хорей”” (http://www.chukfamily.ru/kornei/prosa/knigi/masterynekrasov/chast-vtoraya-masterstvo-ishhedraya-dan).

Так в “Коробейниках” как раз хорей…

Другое дело, что Некрасов сообщил стиху растянутость, добавив в конце ещё один слог:

"…знаменитое некрасовское дактилическое окончание строки, на которое обратил внимание Чернышевский” (Журавлёва. http://iknigi.net/avtor-anna-zhuravleva/49374-lermontov-v-russkoy-literature-problemy-poetiki-anna-zhuravleva/read/page-9.html).

Журавлёва, правда, тут переиначила Чернышевского, но…

Она думает, что "не преднамеренно” означает приближение к естественности, к прозе, что было нужно разночинцам:

Так почему б не думать, что это-то приближение к прозе как раз и есть подсознательный демократизм (трёхдольники):

И подсчёт показал близость по числу безударных нехудожественной речи и трёхдольников.

А недостаточно чуткие люди сочли, что Некрасов не поэт. На самом же деле, получается, поэт, и – как раз по признаку подсознательности происхождения такого элемента, как ритм, помня, что этот элемент образно выражает целое.

- Ну а как быть с тем, что это целое – демократия – не есть подсознательное для Некрасова и всех его современников?

- А сделать исключение: художественно, мол, и то, что выражает идеал образно, но происходит это выражение из подсознания (соответственно и воспринимается читательским подсознанием же, т.е. тут “в лоб” не сознанию, а подсознанию). Это не пресловутое единство содержания и формы, которое не предполагает наличия сложнейшего подсознательного.

Вот и ура. Великий русский поэт и по моей, извиняюсь, мерке оказался творцом художественного произведения. Но.

Читаю:

Опять нечто явное, т.е. не из сложнейшего подсознательного родом…

Оказывается, отталкиваясь от пушкинской двустопности (ямб, хорей), выражавшей одическое, гармоническое, государственническое, уже протестант Лермонтов вынужден был искать отличие в трёхстопности. И что было делать протестанту же Некрасову? – Вот то, что я процитировал выше.

Одно из двух: или Некрасов (ну в “Коробейниках” хоть) не поэт в высшем смысле, или это Журавлёва такая пронзительная, а Некрасовскому сознанию не так всё ясно было, как ей, теоретику, полтора века спустя.

Мне хочется выбрать второе.

Пусть выработалась установка на ритм после сочинения первых же двух строчек “Коробейников”. И пусть эта установка (да, подсознательная) гроша ломанного не стоит потому, что просто работает на сочинение в стиле себя (мало ли людей умеет писать стихи в стиле имярек?). Пусть это всего лишь мастерство и талант. Но самые-то первые две строки родились по ритму из сложнейшего подсознательного. – Всё! Вещь художественна. Именно это-то и призван распознать вкус.

Спросите меня, как в этой связи отнестись к тому факту, что начало “Коробейников” сделалось народной песней?

Я отвечу: народ пошёл по пути наименьшего сопротивления. Радость в этих стихах – значит, её и надо, мол, усилить мелодией! Народ пошёл против замысла Некрасова: похоже, не будет счастья в крестьянской Руси.

В содержательном ходе от обратного сквозит поэтическое мастерство. Да. Но слово “поэтическое” я тут применяю не как относящееся к сложнейшему подсознательному. Слово “поэтическое” без отношения к сложнейшему подсознательному можно применять и для ремесленника: здорово умеет делать что-то, заданное сознанием.

Вот такое “здорово” (помимо "единства содержания и формы”, которое бывает и в присяге и т.д.) и рассыпано во множестве в статье Чуковского. Иногда – зря, иногда – по делу.

Так от произнесения слова “халва” во рту слаще не станет, как говорится. Это ж абстракция – слово “красота”. Слава богу, нет его в “Коробейниках”.

А вот – дело: "чисто изобразительное дарование”.

Когда изображение (наподобие разобранного выше ритма, который не изображение) выражает идеал Некрасова – это максимум выразительности. И вот такое изображение: "Распрямись ты, рожь высокая”. – Это ж образ желаемого невозможного: крестьянского социализма! (Помятая рожь не может распрямиться.) Это такое КАК, за которое – мы договорились выше – надо признавать Некрасова большим художником.

Ещё одно такое – вот:

Мало, что это – тончайшее наблюдение: роса, отражает синь, ещё оставшуюся между тёмным зенитом и красно-жёлто-зелёной зарёю. Это отражение – образ надежды на спасение жизни (вдруг лесник всё же не застрелит). А шире – это образ вдруг да прорвущегося сквозь капитализм крестьянского социализма.

(Я зря сердился на Чуковского: худо-бедно – уже три нашлись элемента, произошедшие из сложнейшего подсознательного.)

Вот другое замечательное изобразительное КАК:

Бычки опасные… рогатые… Тоже совершенно неожиданное, как и распрямившаяся рожь, сравнение. Но оно не желаемое невозможное выражает, а угрозу. Одна невозможность. Желаемое не непосредственно имеется в виду, а опосредовано, умопостигаемо. Сложнейшего подсознательного нет.

То же можно сказать про "множество зорких наблюдений”.

Живописуется рухнувшая надежда, что двустволка не стреляет. Зоркость работает на страх.

То же – о звукописи.

То же – о градации. Сперва коробейники узнали в леснике того, кто слышал их расспросы про дорогу напрямик, через болото, а тот открещивается, и они опростоволосились: ""Что вы шепчетесь?"”. Потом они соврали ему, что не расторговались, а лесник их поймал: "И лесник приподнял коробы / На плечах у торгашей. / "Ой! легохоньки коробушки…"”. Опять плохо. Потом он снял ружьё с плеча. Потом прицелился в одного из них. Они закричали, а он: "- "Так, я пробую прицел..."” Снова они опростоволосились.

Всё усиливает страх и провальную игру коробейников. Частная задача решается.

И вот таким частностям посвящена вся статья Чуковского. Он думает, что они обеспечивают художественность великому поэту.

Увы, многие так думают. И нельзя тогда различить, где мастерство художника, а где – ремесленника.

Но перейдём к следующему плодотворному (по-моему) наблюдению Чуковского: "упоение <…> связано <…> с русскими крестьянами, с их великолепными душевными качествами”.

В “Коробейниках” я его вижу в обильном применении уменьшительных и ласкательных суффиксов: "моченьки”, “стволики-голубчики”, “охотничек”, “Одежонка”, “Лычко”, “пояска”, “куро`чки”, “ребятушки”, “золотца”, “рученьки”, “онученьки” – это касательно самого злого, лесника. Касательно персонажа, самого соответствующего капитализму XIX века согласно Даннингу и процитировавшему его Марксу: "…при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы” (Маркс. http://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Kapital1/kapital1-24.html).

Не удостоены таких суффиксов мужики, направившие коробейников прямой тропинкой через болото. Так это – совсем второстепенные персонажи. Правда, ещё более второстепенны встречные "солдатики”, которых Тихоныч называет “братики” со страху, боясь, чтоб те не отобрали вырученные деньги. Так те хоть близки Тихонычу по классовой сущности. А чего далёким такие суффиксы назначать: "А охотничек покрикивал” (помещик на охоте), "Именины были званые - / Расходился баринок!”? Чего их крепостным – понятно ("нянюшки”): почти свои. А дворянский ребёнок при чём ("рубашечки для Ванюшки”)?

Всё дело в рождённости из подсознательного. Оно неточное.

Главное же в том, что это – сложнейшее подсознательное, напрямую, не опосредовано рождающее образ крестьянского социализма. Тот, с опорой на традиционализм, сильнее прокапиталистического налёта на менталитете. Из-за чего и можно было Некрасову как-то всё же надеяться на победу его идеала на Руси в историческом будущем.

Доказательством, что именно сложнейшее подсознательное распоряжалось распределением уменьшительных и ласкательных суффиксов по персонажам, является тот факт, что читательское сознание это распределение не улавливает. (Меня очень не сразу и совершенно внезапно озарило – от простой погружённости в материал и от привычной нацеленности искать в тексте неожиданный образ идеала автора, раз он – великий поэт.)

Это же сложнейшее подсознательное выдвинуло в главные герои людей промежуточного общественного состояния: ни купцы, ни крестьяне. Тех, кто естественно перетянется на сторону крестьянского социализма: вон, аж в сюжет попало, как то один, то другой мучается от назначения несправедливой цены (справедливая цена – это пережиток средневековья).

Признаться?

Я изрядно переделывал то, что вы только что прочли. Словно шёл с завязанными глазами.

Я даже склонен возвести этот метод в благой принцип. Принцип амёбы – можно его назвать. Амёба выбрасывает ложноножку в каком-то направлении, и, если там нехорошо, убирает её в себя и выдвигает новую ложноножку в другом направлении: вдруг там лучше. Единственно что – она твёрдо знает, что такое хорошо и что такое плохо.

У меня хорошо – это сверхценность подсознательного выражения осознаваемого идеала (своеобразное КАК). Какой он, этот осознаваемый идеал, для меня не важно. Идеалов много, и все они враждуют. А я, получается, над схваткой.

Мне такая позиция представляется очень выгодной в нынешние времена жесточайшей информационной войны. Быть ангажированным какою-либо стороной – это быть несвободным. А быть свободным – это сласть. Тебя несёт логика, и дух захватывает, куда она вынесет.

Рекомендую. Похлеще наркотика, пожалуй (хоть сам я наркотика не пробовал).

Признаться ещё?

Почему мне нравится объективность? – Она могла б нравиться ницшеанцу или его пассивной ипостаси – пробуддисту. Я-де выше ваших ничтожных ценностей. Но я не ницшеанец и не пробуддист. Я верю, что в сверхбудущем будет на моей улице праздник. Как бы пока история ни петляла. Мне можно и не вмешиваться в её теперешний ход подыгрыванием своему мировоззрению – она всё равно к моей правоте приведёт. Можно и не подыгрывать. Даже особая гордость – не подыгрывать, быть предельно объективным.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/320.html#320