Я принялся читать рассказ Москвина "Сад жизни человеческой" (http://www.interlit2001.com/moskvin-13.htm) и поймал себя, что где-то на второй-третьей строчке мое внимание растаяло, и читаю отдельные слова, а не их совокупность. Подумалось: это, наверно, очень плохой писатель, раз я так поплыл.

Он старается на каждом словосочетании поразить, а мое внимание не может, когда его так распыляют... "Сиреневая ночь..." Я что-то не помню, чтоб мне когда-нибудь сиреневой казалась ночь... "...желтыми лицами фонарей..." Какое странное одушевление предметов... "...тени... звенели... обрывками остывающего ветра..." Чушь?

В обычном сообщении кибернетики вычленяют три механизма: 1) ассоциативный (когда создается впечатление, что мы видим предмет), 2) корреляционный (услышим: сапоги всмятку, — и понимаем: не вяжется), 3) грамматический (проверяешь рукопись статьи поздно вечером в усталом состоянии; взгляд скользит по строчкам, обращая внимание лишь на то, присутствует ли в каждой фразе подлежащее и сказуемое, согласованы ли они в роде, числе и падеже... Это — работает лишь грамматический и дремлют ассоциативный и корреляционный механизмы).

Работать все три механизма могут в таких сочетаниях: 1, 2, 3, 1+2, 1+3, 2+3 и 1+2+3.

Для нормальной коммуникации требуется избыточность, в ход идут все или почти все механизмы. Может быть коммуникация и ущербной, без какого-то механизма. Но и в одном и в другом случае все механизмы согласованы. А вот в шутках, каламбурах, искусстве — вводятся аномальные режимы — рассогласование. Похоже, что Москвин жмет на аномальные.

Я испугался, что абзац будет длинным, а может, и все повествование пойдет таким манером...

Нет. Абзац оказался коротким. В следующем уже был не пейзаж...

А в итоге рассказ был где-то о том, что меня охватило на первых строчках: обессмысливание... обесчувствение...

И я ударился в другую крайность. Когда-то читал похвалу Льву Толстому, что тот настолько умел вживаться в людей, что, например, в сцене приготовления варенья в "Анне Карениной" кажется, что это могла написать только женщина. А Москвин, человек молодой, вот сумел описать психологию старика. Все-все-все оказывается в итоге безразличным ему. Будто он умудрился оказаться в нирване.

Эгоистическая религия буддизм... Все ее приверженцам пофиг. (Это скрывают. Замалчивают, по крайней мере). Эгоистичен младенец. В младенчество впадает старик. Только самые жизненно важные функции поддерживаются в дряхлеющем организме. Ничего — для других, все — для себя.

Этот Виктор Михайлович из рассказа и раньше-то не отличался чуткостью. Бросил семью. Уехал на другой край России. 24 года не видел сына. Было кому доэволюционировать до нирваны.

Вот и такая неординарность, как смерть сына, лишь поначалу подействовала: "Слезы выступали на глазах старика, когда он снова и снова перечитывал письмо". Но нервные силы быстро кончились. Он заснул, где сидел. И... "Проснувшись утром на скамейке в парке, Виктор Михайлович уже не помнил слов, которые шептал ему странный голос, но с удивлением понял, что горе куда-то ушло, сменилось досадой. Да, именно досадой, которая была вызвана тем, что уединение и покой старика нарушило такое совершенно непредвиденное и жуткое событие".

Есть такой абзац в рассказе, из двух слов: "Перестал переживать..." Об оставленной семье речь шла. И если б я придерживался теории, что произведение пишется ради каких-то нескольких ударных слов, понимаемых расширительно, то вот за эти два и схватился бы.

Но я знаю, додумывая мысль великого Выготского, что художественный смысл нельзя процитировать. И та оторопь, что овладела после прочтения рассказа, потребовала (это труд души — понимать искусство): углубляться! И максимизировать.

Противоречия ассоциативного и корреляционного планов текста с грамматическим — уровень ниже микроскопического, чтоб по ним что-то понять. Зато в рассказе противопоставлены настоящее с прошлым, реальность с воспоминанием и сновидением, парк с садом (сад в воспоминании и во сне). Но главное — кратковременность периода от волны чувств к бесчувствию — с долговременностью.

Конечно, время лечит. Так что ж хотел автор, столкнув перед нами такие разные его отрезки, как одну ночь с годами? Не хотел ли он восстать против самого времени (если уж максимизировать)?

Москвин ушел от собственной оценки спокойствия. Но реалистическая, какая-то флоберовская непредвзятость в рассматривании объекта своего наблюдения разве не наталкивает на мысль о флоберовском же (и вообще первых реалистов) отстранении от, по большому счету, неудовлетворенности людьми и обществом? "Их объективное отношение к изучаемой ими среде означало, собственно, отсутствие сочувствия к ней. И конечно, они не могли сочувствовать тому, что, при их консерватизме, одно только и было доступно их наблюдениям: "мелким помыслам" и "мелким страстям", родящимся в "тине нечистой" обыденного мещанского существования..." (Плеханов)

Знаменательно заканчивается рассказ:

Это не нирвана, конечно, раз "непреодолимо хотелось", но все же. Старик выпьет и погрузится в нее. А Москвину это не по себе.

О каком консерватизме упоминал Плеханов? — О противостоянии в XIX веке революционерам, тоже недовольным действительностью. — А кто теперь в России поборник прогресса (наверно ж Москвина как-то касается, что происходит в Москве)? — Правые. Глобалисты. — Так надо ли мне ставить точки над "i" и произносить, каков, вероятнее всего, идеал Москвина? — Застой. При застое времени как бы и нет. (Вы посмотрите, как назван рассказ: не с прямым порядком слов, рационально и по-деловому, а притчеобразно, с так называемым постпозитивным определением — "Сад жизни человеческой").

Россия, конечно, не Индия, в которой буддизм, наверно, выступает в роли консерватора. И хозяйственный застой в России, хоть и есть равновесие, но не на нижайшем уровне, чему способствует хотя б холодный климат. Москвинский старик только в июле и мог, заснув на парковой скамейке, проснуться не заболевшим. И угадываемая антипатия Москвина к почти нирванскому спокойствию понятна. Но вероятно и то, что активизм реформаторов ему тоже не по душе. (Заслужили). Вот он и отстранен.

Да простится мне столь смелое максимизирование.

Я прочел другой рассказ Москвина, "Книга прошлого, книга будущего" (http://www.interlit2001.com/moskvin-14.htm), и подумал, что простится. Если даже я не попал в десятку. Ведь постижение художественного смысла — процесс бесконечного приближения к истине.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.interlit2001.com/kr-volozhin-4-2.htm