Я хочу рассказать о чём-то противоположном тому, о чём я обычно пишу на своём сайте. Обычно я занимаюсь открытием художественного смысла произведений неприкладного искусства. Занимаюсь этим с тем большим рвением в последнее время, что стал считать эту деятельность как бы восполняющей мою вину перед покойной женой, в девичестве стихийной левой шестидесятницей (о чём она, пожалуй, и не знала), чью судьбу я поломал, уговорив выйти за меня замуж. Она-то хотела замужество сопрячь с отъездом в глушь – из протеста к действительности, шедшей (она это тоже не осознавала) к реставрации капитализма. А я её привёз из нежащейся (что плохо) Одессы к себе в Литву, где (её слова) советской власти мало, что ещё хуже Одессы. Из золотой юности она перешла в серую взрослость.

А дочь наша ей за золотую юность завидовала. “У вас была своя, идейная компания. А я одна”. – Так дочь смогла переломить судьбу. В итоге она счастлива в жизни религиозной общины. Она мне позавчера рассказала поразительную вещь: она знает всех соседей её улицы, их родословную, и про неё знают. Добилась почти того, чего мать её хотела: жить там, где двери не запирают.

И вот ей захотелось мне, атеисту, живущему в жестоком моральном одиночестве, сделать хорошо. Позвала на религиозный праздник, похожий на праздник ряженых. И, зная, что я ей не отказываю при редких её просьбах сделать ей хорошо участием в каком-то ритуале, она заманила меня в молельный дом, куда все пришли ряженными. Думала, что мне станет весело смотреть, как дурачатся не только дети, но и взрослые.

А мне не стало.

На следующий день было повторение. И она меня опять упросила пойти. Я опять еле дотерпел до окончания молитвы. И тогда она меня похвалила: “Герой”, - и отпустила уехать домой.

“Герой”, - усмехнулся я. И вспомнил героическую песню Отечественной войны (я ж дитё войны некоторым образом). Я сел в автобус и вспомнил поразивший меня её ответ на мой вопрос: “Почему дети так любят повторение одного и того же? Например, чтоб им читали одну и ту же сказку”. – Она ответила: “Это подтверждение их компетентности. Кругом же всё не понятное. А тут – знакомое”. Я вспомнил плакальщиц. Способны заставить плакать в горе, когда от потрясения нет слёз.

Это всё – о прикладном искусстве, презираемом мною за то, что нет там скрытого.

А всё ж можно довести до крайности.

Вот я своё негативное отношение к прикладному искусству довёл до неприличного неприятия. Не поддался на попытки дочери меня повеселить.

Ехал я в автобусе по городу, следил, не проехать бы мимо междугородной автобусной станции, держался за стойку, чтоб не упасть на крутых поворотах, пропускал мимо себя сходящих раньше меня. И… мысленно пел песню, которую в отрочестве не всегда мог спеть – из-за спазм подступавшего к горлу рыдания. Мысленно пел. И, несмотря на совершенно не подходящую обстановку, рыдания к горлу исправно подступали и глаза мокли. С первым я справлялся. А глаза приходилось утирать. И никто меня не засекал, потому что все ж заняты своей дневной суетой. Это не улица, где все знакомы. Это чуть не миллионный город.

Вот эта песня.

Я ехал в городском автобусе, внутренне пел, внутренне плакал и рассуждал: что это за чудо такое? почему меня схватывают спазмы в совершенно определённых местах? – Дело, наверно, не в словах. Дело в мелодических оборотах.

Слова очень обыкновенные. Разве что "Уходит он, с волнами споря” изобразительны. Волны – накатывают в прибое на отмель, а матрос, последний, ещё не запрыгнувший в шлюпку, ещё толкающий её, ещё касающийся ногами севастопольской земли, двигается, получается против волны. Сорит с нею. Она его не пускает: “Не уходи!” А он… - Нет от этой картины наплыва чувства ещё нет. И от картины опустевшего горизонта - тоже (шлюпка причалила к кораблю, все в него взобрались, шлюпку подняли, и смотрят-смотрят назад; берег уходит и тает в дымке). Стреляют или не стреляют по уходящим фашисты – не важно. Важен факт обидного ухода. Но это как-то общо, что ли. Тут не подкатывает.

А вот с появлением говорящего… С подходом к самому высокому по тону месту…

Ну что трепать слова?..

Мудра моя дщерь. Можно-таки спровоцировать на чувство. Надо только, чтоб установка была. У неё – есть. Вот она и думает, что если её раскачивает, то и другого раскачает… Она и все в своём микроколлективе заводят друг друга. А я пришёл к ним в жестоком духовном одиночестве и мог в лучшем случае заскучать и начать зевать.

Но разве можно относиться уничижительно к не трогающему тебя?

Мой сайт – вызов чужим. Не зря его так мало посещают.

Ратующий за коллективизм… совершенно одинок.