Я порылся в памяти и вспомнил, правда, невнятно, что раз меня одни товарищ подбил читать, а следовательно и писать, о книге Музиля “Человек без свойств”. Он, кажется, как-то особо книгу хвалил. Спровоцировал, в общем. Ещё один редактор впрямую предложил мне быть его человеком, дал тему и пример плохого исполнения этой темы. Но мы не сошлись. Я отталкивался от мыслей плохого исполнителя, а редактор считал, что это нарушение закона полемики, который гласит, что на ничтожество нельзя ссылаться. Редактор от меня вообще отказался. Ещё раз, у другого редактора, я впрямую попросил руководства, какого автора разбирать, ибо далёк от Москвы и не знаю, кто сейчас гремит. – Проигнорировал.

Всё. Больше у меня не было проб писать с чужой подачи. О Юрии Михайлове сейчас – первый случай, собственно: "Прошу обозревателей РП больше обращать внимание в поисках и обсуждении талантов РП…”. – Это такой отклик на рассказ Михайлова “По всем правилам дуэли” (2019). И я не знаю, смогу ли я…

Юрий Михайлов мне помнился. Я о нём написал три статьи. Перечитал их. И с удовольствием принялся за “По всем правилам дуэли”.

И – облом.

Нравоучением оказалось. Иллюстрацией пословицы: “Не рой другому яму, сам в неё попадёшь”.

Плохой мальчик, желая испугать хорошего мальчика, Лёшу, отбившего раз нападение на него мальчика среднеплохого, предложил хорошему дуэль на пистолетах со среднемплохим. У одного – духовой, игрушечный, не опасный, у другого – самопал, опасный, заряжаемый гвоздём. Хороший мальчик, как обидчик среднего, должен тянуть жребий, кому какой достанется, причём тянуть должен первый. И плохой мальчик на обеих бумажках написал: духовой пистолет. Он думал – судил по себе, понимай – что хороший струсит. Но тот не струсил, точнее, среагировал только на слова плохого: "…и мы посмотрим, наконец, какой ты смельчак на самом деле. Или трус, законченный...”, - объяснявшего, что, мол, по правилам дуэли первым стреляет обиженный. Реакция хорошего мальчика была – не трусить. А лжесекундант стал заряжать гвоздь, уминая порох (время было послевоенное и порох можно было достать). Порох вспыхнул и выбил плохому мальчику глаз.

Я нарочно пересказал фабулу, а не сюжет, чтоб снизить действенность нравоучения (там ещё были лёгкие намёки типа: яблоко от яблони недалеко падает, - данные голосом персонажа, Лёши, в голосе автора). Плохой мальчик в том голосе – сын интеллигентов-родителей (гнилая интеллигенция – шаблон инерции сталинского времени). Среднеплохой – сын директора магазина (вора по тому же шаблону; как факт, одет, как "боец скандинавского отряда "Эдельвейс", который, показывали в кино, воевал за фашистов”), и не известно, где они были во время войны, эти родители обоих. Хороший мальчик – сын фронтовика ("отец умер после войны, так и не оклемавшись от ран”). Ну и ещё много хороших людей там, чувствуется. Для этого введён балагур Лёнчик, "инвалид, вернувшийся с войны без ног”. Он добрался до картофельных полей за посёлком и веселит копающийся там народ. Для этого же введён бывший ухажёр за мамой Лёши, Сева, бригадир такелажников на комбинате (рабочие хорошие – шаблон того времени). Сева маму Лёши жалеет, помогает. Только у Таньки, подруги Лёши, неясно, почему хороший отец. Теперь он прокурор. Шаблон того времени, наверно, выводил прокурора их плохих. – В общем, хороших больше, чем плохих. – Понимай, хорошее было время, 1957 год ("…ночью ищите на небе Спутник!”). Не то, что нынешнее – 2019 год. Тогда зло немедленно получало возмездие…

(Можно закрыть глаза на то, что время действия рассказа – "сентябрь”, а первый спутник запустили 4 октября. Кто это помнит?)

Мораль нравоучения щита белыми нитками. Да она и не должна прятаться. Таково прикладное искусство.

Если тут вообще искусство.

Вейдле различает искусство слова и искусство вымысла. А если переназвать искусство одним словом, слово это будет неожиданность.

Ни в одной из цитат, что я привёл, и вообще ни в одной строке вы не найдёте искусства слова. Но искусство вымысла – есть: неожиданно открывается, как плохой мальчик устроил псевдожребий. И та неожиданность говорит и сама по себе, что зло – не нормой было. А неожиданность я привык считать происходящей из подсознания. И это, в свою очередь, является для меня маркером искусства.

Но, увы… Так случилось, что я чувствую себя одним в поле воином. Я различаю эстетическое и художественное. Первое, грубо говоря, я отношу к прикладному искусству, и даже неискусство его может иметь. Тот же Вейдле немецкое “blitz" считает лучше русского “молния”. Тут аналог искусства слова: сказано неповторимым, единственно возможным способом. Искусство слова по Вейдле – вневременное и выражает радость жизни (какова б в сюжете ни была печаль). А есть ещё выражение историческое (а не вневременное) и происходящее из подсознательного идеала – неприкладное искусство.

Так вот из-за одинокости я впал в экстремизм и неприкладное считаю первосортным, а прикладное второсортным.

Ну не всё коту масленица… И Леонардо да Винчи занимался неприкладным… Так что можно простить и Юрию Михайлову, что он тут съехал. Но. Жаль.

Я, конечно, наживаю себе врагов за свой эстетический экстремизм. Но зато я надеюсь, - наверно, наивно, - что я раскачаю общественное мнение, и оно тоже станет неприкладное считать искусством первого сорта. Как в музыке общепринято: серьёзная и лёгкая музыка несравнимы.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/759.html