М, какая прелесть:

Я потрясён, красно говоря, двумя вещами. Первая, что я вчера написал статью о “Дворянском гнезде” Тургенева и отослал её в журнал, позволив себе не дочитать роман до конца (я никогда его не читал), и мог так никогда и не прочесть столь впечатляющие строки, что, вот, процитировал. Вторая, что так, как описана в этих строках музыка, она, мне кажется, описана ницшеанцем, то есть я правильную статью вчера написал, хоть и не дочитал роман.

А в то же время есть там и некая неправильность. Я там упирал на то, что музыка, красной нитью проходя через роман, является моментом для отталкивания автора от романтизма в пользу ницшеанства, так как музыка – воплощение романтизма (прекрасной внутренней жизни лишенца-романтика). И вот я теперь заявляю, что в этих процитированных строках её возвеличивает… ницшеанец.

Заявляю я так теперь из-за вот этих слов:

Ницшеанство ж – это воспевание мига из-за того, что есть смерть на свете и, значит, жизнь – бессмысленна, а смерть – любима. Метафизика иномирия (идеал ницшеанства) недостижима. И в этом – сладость. Разве что в искусстве есть что-то от той метафизики, и это – достижимо…

Ах, как хорошо!

Неужели инстинкт заставил Тургенева так хвалить в романе жизнь, что его подсознательный идеал был – недостижимость?

Тогда он таки художник. То есть – делающий наоборот.

Но меня грызёт сомнение насчёт делания наоборот Кончаловским. Он в своей экранизации сделал эпизод музыкального состязания двух женщин за Лаврецкого: Лизы и Варвары. А у Тургенева этого не было и быть с его Лизой не могло, та давно от ужасов жизни хотела в монастырь: "да я уж не в первый раз об этом думаю. Счастье ко мне не шло; даже когда у меня были надежды на счастье, сердце у меня все щемило. Я все знаю, и свои грехи, и чужие, и как папенька богатство наше нажил; я знаю все. Все это отмолить, отмолить надо”. А Кончаловский взял и заставил Лизу за Лаврецкого драться. И не абы кого играть взял, а красавиц: Ирину Купченко и Беату Тышкевич. Не является ли это шопенгауэрским “хотением собственного существования”? А где Шопенгауэр, там близко Ницше…

А что? Тургенев разочаровался в европейских революциях и в ожидании антикрепостнической революции в России. Кончаловский же мог разочароваться в том, что делалось в СССР, в предательстве строительства коммунизма. – Вполне от крахов такого масштаба можно из коллективизма удариться в индивидуализм, из – в реалиях XIX века – гражданского романтизма – в ницшеанство. Экранизация была создана в 1969 году. Вполне… Хрущёвская оттепель с попыткой левых шестидесятников вылечить социализм провалилась. Не верить же опять в капитализм? – Всё – плохо. Мог так рассудить Кончаловский?

И потому – через наоборот – в фильме всё хорошо?

Можно ли как-то уловить, что и фильм, а не только роман, создан ницшеанцем?

Я придумал такой предварительный ход: посмотреть на стихи Натальи Кончаловской, автора песни, которую в фильме поют Лиза и Варвара.

Плохо с незнаменитыми поэтами. А вдруг они – рифмоплёты?

Вот – это. Вроде, ничего непонятного. Что есть признак отсутствия подсознательного, и, значит, художественности.

Или что-то странное всё же есть? Мыслимо ль в жизни такое соревнование? – Вполне:

Ей тогда было 33 года. Красоты – таки нет:

Рифмоплётство, пожалуй, есть это стихотворение. Коллизия, правда, имеется: замарашка становится принцессой. Но это вполне может быть то, что называется “набита рука”. Не то же ли с песней?

Кончаловский вполне мог по блату (мать всё же) взять песню с её словами в фильм. Тем более, что в качестве песни вещь вполне справляется со своей функцией – навевать грусть. Песни часто-пречасто являются произведениями прикладного искусства. Они приложены к задаче усиливать знаемое чувство. – Образно, поэтично, эстетично, но…

А что фильм?

После пересмотра фильм не зря представляется, что он назван Кончаловским “по мотивам”. Если у Тургенева-ницшеанца мотив патриотизма в конце романа ("Лаврецкий имел право быть довольным: он сделался действительно хорошим хозяином, действительно выучился пахать землю и трудился не для одного себя; он, насколько мог, обеспечил и упрочил быт своих крестьян”), - если мотив патриотизма выведен как извод вполне ницшеанской идеи: "бесполезная жизнь!”… То у Кончаловского – наоборот: смысл его произведения в прославлении патриотизма*.

Это была одна из ветвей протеста против того, что творилось в СССР. Деревенщики, так называемые, выступали против советского активизма и за традиционализм.

И Кончаловский многочисленным противопоставлением заграницы и России ратует за Россию.

Он даже посмел Варваре, беззастенчивой хапуге, по Тургеневу, дать немыслимую для Тургенева ноту её раскаяния в своей бессовестности (сцена в Париже после намёка, что муж чувствует двусмысленность её поведения):

- C'est pas sérieux [Это не серьёзно]

Интересно для патриотического понимания фильма и то, как изменил Кончаловский молитву Лаврецкого.

В романе так:

Ничего нет о России.

А в фильме – иначе, причём на каком фоне:

В книге нет внешней красоты церковного обряда, а в кино есть: так пронзительно поёт хор.

И переменено место, где Лиза говорит, что давно задумывалась о монастыре. В книге это после катастрофы, а в кино – перед нею.

Русский менталитет недостижительности воспевается Кончаловским?

Соответственно и объяснение в любви изменено. В книге – это волшебство майской ночи и ужас восторга. А в кино – дождь, и Лаврецкий не сидит с Лизой на скамейке, а стоит в луже перед балконом, на котором она стоит и не сходит к нему, а уходит. В книге, правда, Лиза плачет. Но в этом не чувствуется трагедия.

И торжества музыки Лемма в кино нет. Вернее, есть что-то, но…

А дуэт-состязание в кино, оказывается, не состязание, а особое прощание, потому что ещё до него Лиза объявила Лаврецкому, что уйдёт в монастырь.

Тут у меня отлегло от сердца: Кончаловский не сделал ляпа.

Я же в молодости был дурак. Увидел двух красавиц…

Насколько Варвара сильнее поёт, настолько ясна моральная победа Лизы. И не зря, думается, Кончаловский взял на исполнение роли Варвары польскую актрису.

И потом эти киношные слова Лаврецкого Паншину на ярмарке:

И нет ухода Лизы в монастырь!

И вот какие последние закадровые слова в фильме (а в кадре Лаврецкий ведёт за руку крестьянскую девочку по просёлочной дороге):

Вот и "вечность” мелькнула, признак ницшеанства***. Народ же – бессмертен. А экстремистский коллективизм (фанатическое христианство) и экстремистский индивидуализм (ницшеанство) расходятся ж друг от друга в плюс и в минус бесконечность, как прямая вправо и влево от начала координат. Неужели в бесконечности плюс и минус сходится?

И хотелось бы, но нельзя, на этом кончить. – Недопонятности-то – нет в кино. Оно что: произведение прикладного искусства (усиливает знаемое переживание патриотизма)? Прикладному – можно не содержать подсознательного по происхождению элемента. И что: этот путь наибольшего сопротивления – победа в поражении – есть такая же набитая рука, как и в стихотворениях матери режиссёра? Или всё-таки ницшеанец он, раз вечность вспомнил? Или тут – невероятное схождение экстрем? Можно ли верить его словам вне фильма: "Замечательно иметь ясные идеалы и ценности! У меня их нет. Идеалы размыты”?

Я вынужден кончить вопросами.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/381.html#381

* - Смотрите, вот какое это у Кончаловского прославление патриотизма:

- Так это не упрёк мне, получился, а похвала. Похвала тому, что я вопросами закончил свою статью, а не утверждением. Кончаловский, получается**, воспользовался съёмкой фильма для компенсации своего желания уехать на Запад. – Ничего от подсознания.

- Да, но если автор – художник, т.е. если его произведение рождено мукой подсознательного идеала. А тут же другой случай. Кончаловскому власть предложила снять фильм к 150-летию Тургенева, и он согласился и воспользовался предложением для… выражения патриотизма. Тот факт, что его в это время тянуло уехать жить на Запад, лишь сослужило хорошую службу для мастерства. Знаете такие слова Маяковского: “Хорошо начинать писать стих о первом мае этак в ноябре и в декабре”? Надо ж знаемое чувство усилить. Как? Организовать противоположное чувство. Кончаловскому же повезло: он влюбился в иностранку. При отсутствии в произведении подсознательного, автора можно и послушать, что он скажет об этом своём произведении.

***- Но разве обозначить свой идеал словесно не значит не иметь его в подсознании.

- Конечно, значит! Потому я и дал в заголовок файла слово “прикладной”, а не “художественный”.