Когда воевали Контрреформация и Реформация, каждая сторона выступала со своими догматами. Для католиков главным было, что представитель Христа на земле – папа, а для протестантов представителя Христа на земле не должно было быть. Отсюда следствие. У католиков священники не вступают в брак, у протестантов – вступают. Соответственно, у католиков есть монашеские ордена, у протестантов – нет. Соответственно же, у католиков священники исключительно мужчины, у протестантов – могут быть и женщины. Соответственно католики крестят детей с рождения, протестанты – в сознательном возрасте. Католиками признается равный авторитет Священного Писания и Священного Предания (то, что не Ветхий и Новый Завет), протестанты признают только Священное Писание. И т.д. и т.п.

Многое из этого никак не касается паствы.

А идёт многолетняя война, и текут реки крови. Паствы. И ей эти догматы надоели, тихонько говоря.

Художники тоже раскололись идейно-художественно и тоже впали в раж – в маньеризм. Одни – выражая вседозволенность, другие – аскетизм*. Первые – буйством цвета, вторые – деформацией обнажённых тел.

(Перчатки кровавы от казней за прегрешения. Тела голы и искорёжены от отвращения к плотскому.)

Среди паствы, которой надоела война за их не касающиеся эмпиреи, нашлись и художники, которым соответственно надоел маньеризм.

С его искусственностью во всём. В том числе и с освещением. И они как бы бросили клич: “Даёшь реализм!” Хоть бы в одном освещении, если нельзя в тематике…

Ну да, да. Крайний справа аж Христос. Левее – аж апостол Пётр. А указывающий на себя – будущий, когда – сейчас – встанет и пойдёт за Иисусом, апостол Матфей. Но. Это ж, между нами, своими, говоря, с другой стороны, простые люди. В наших, современных, одеждах. Те, кто за столом, занимающиеся обычным счётом денег. И совсем не факт, что послушаются указующего жеста. Вон, вопреки Библии не встал и пошёл за Иисусом, а жестом переспрашивает, про него ли речь. А что такое переспрашивание, как не приём, чтоб не выполнить приказ? Тут, в конце концов, и вооружённые люди есть, чтоб воспрепятствовать покушению на свободу воли, если что…

Ошеломляло. Публику. А церковники так и не узрели подвоха**. Так и висит с тех пор в церкви.

Впервые опубликовано по адресу

http://newlit.ru/~hudozhestvenniy_smysl/6204.html

- Через католический целибат. Из-за претензий католических священников на исключительность им пришлось подкреплять эту претензию безбрачием. Которого многие не выдерживали. Даже не в простой грех совокупления с женщинами впадая, но и в мужеложество. И лгали. И практика лжи распространялась на многое. Например, на просто торговлю индульгенциями (отпущением грехов). Стало можно грешить себе в сласть, зная, что потом пойдёшь и откупишься. Ложь пронизала всё. А во всём духовно заправляла Церковь. Целая эпоха Раннего Возрождения прошла под знаком вседозволенности. И как реакцию на это породило следующую эпоху – Высокое Возрождение, с его идеалом гармонии низкого и высокого. Но и она продлилась недолго, превратившись в Позднее Возрождение, которое было уже расколотым. Предпоздний Микеланджело был за воздержание, поздний Тициан – за чувственную свободу. Следующий стиль, маньеризм, довёл этот раскол до крайности.

- Не исключено. Особенно, если вспомнить про подсознательный идеал. Религиозная война была за что-то далёкое от жизни людей. А в жизни людей ежедневно были проблемы с совестью и, значит по тем временам, с Богом. У самого же Караваджо… Он был бандит. Убивал людей, нападая со спины. А знал, что христианству особо небезразличны большие грешники. Если неприкладное искусство – это искусство непосредственного и непринуждённого испытания сокровенного мироотношения, то такое новаторство, как подобие реальности (света и людей), данное в столкновении с религиозным сюжетом, как раз и порождает в художнике религиозное вдохновение соединения несоединимого: бандита/верующего.