Юкин. Картины. Внеисторический художественный смысл.

С. Воложин

Юкин. Картины

Внеисторический художественный смысл

Радость жизни.

 

Теоретические нестрадания

Жаль не записал… Где-то я читал, как полезно, чтоб теория не была проработанной. Тогда её создатель сохраняет свежесть восприятия. Он не несёт перед теорией ответственности за её стройность и кристальную чистоту. – Вот я именно такой теоретик. С неоднократным отступлением от Синусоиды Исторического Изменения Идеалов.

Эта теория у меня, считается, применима для неприкладного искусства. То есть для такого, которое движимо подсознательным идеалом. (Прикладное движимо осознаваемыми началами.)

Начитавшись Вейдле не так давно, мне пришлось потеснить Историческое. Мол, и в неприкладном есть внеисторическая составляющая во всех идеостилях – выражение радости жизни. Даже в самом мрачном идеостиле – в ницшеанстве. Радость выражения принципиально недостижимого – Вечности или Апричинности.

И вот совсем недавно мне пришлось и для традиционализма признать внеисторическое качество. Потому что где было искусство шестидесятников в хрущёвскую оттепель, разрешившую публиковать всякое-всякое. Оно ж было на точке Гармонии в середине восходящей ветви СИИИ. Вот там и рванул традиционализм. “Беловежская пуща” в 1974-1975 годах. Ничего, что с опозданием на 10 лет после окончания хрущёвской оттепели. Зато другие раньше: “Не заря ты зорюшка”, “На Иванушке чапан” (1949), “Песня шофёров” 1956, “На маленькой станции” 1956 и т.д. и т.п.

И вот – Юкин.

Юкин. Везут сено. 1950.

Так тут ещё только тема воспевания заявлена. А дальше пошло в красочный разнос.

Юкин. Ранний снег. 1968.

Юкин. Село Любец. 1985.

Юкин. Село Любец. 1985.

Юкин. Иней. 1992.

И всё бы хорошо, да только при чём тут я со своим амплуа толкователя недопонятного. Тут же откровенное усиление переживания радости. Прикладное искусство. Нет ничего непонятного.

Разве что один нюанс: радость происхождением связана с русскостью, с росписью по дереву народных промыслов, как отметил Манин.

А почему тут именно русскость?

Наверно, потому что отношение как к норме – и даже радость от именно такой нормы (даёшь близость к природе!) – что в эру начавшегося научно-технического прогресса (в 1950 году у СССР уже была атомная бомба, тогда началась автоматизация производства, контроль и управление им на базе электроники; создание и применение новых конструкционных материалов, появилась ракетно-космическая техника), вон, Юкиным славится конная тяга, дома без водопровода, коллективное проведение времени на морозе – здоровый образ жизни – и исконно-русское старинное название – Любец, а также красота церквей.

Ну разве Юкин – что-то среднее между неприкладным и прикладным искусствами.

Но сравнивать его с Матиссом, как Манин, морально-политически нейтрально – по силе красок, нельзя. Краски ж не самоценность, а для выражения чего-то.

Матисс. Музыка. 1910.

Согласитесь, что Матисс что-то нечеловеческое выразил (даже античеловеческое). Хоть тут, на вид, играют и поют. А в “Инее” Юкина даже и не поймёшь, что люди делают. Но у Юкина, можно, понять, что люди на красоту инея вышли посмотреть, порадоваться плюс вместе. А у Матисса прелесть сочетания красного, синего и зелёного, да, пронимает, но если я подумаю о вообще иномирии каком-то, когда первобытность относительно современности есть только первый шаг в какое-то небытие. Побег из Этого, мол, скучного, скучного, скучного мира причинности и принудительности.

Такие сравнения Юкина и Матисса, конечно, не прикладного искусства касаются (приложенного к радости простейшей жизни, призванного усиливать эти радости).

Вот такой угол зрения – это уже моё амплуа.

Хорошо, скажете, но самоповторение Юкина… Какое отношение оно имеет к подсознательности идеала, которым вы наделяете неприкладное искусство?

Мне остаётся только выкручиваться.

Обычная-то жизнь, жизнь всё большего и большего глобализма, Потребительства, удаления от природы, властно захватывает каждого из нас. Или в катастрофические в 90-е годы… Мы ж, большинство, не можем ежеминутно противостоять мещанину в себе. – Он в нашем ежедневном сознании. И что ж заставляет в лихую годину радостно рисовать всё те же Любцы?

Юкин. Любцы. Осень. 1989.

Он его то Любец, то Любцы называет. Не то важно. Важно, что он его любит вопреки ужасу деревенской жизни, помноженному на ужас начавшейся хозяйственной разрухи. Он не волен не рисовать так. А что заставляет действовать безотчётно – какое-то подсознательное. В худшем случае – автоматизм, в лучшем – идеал. Идеал традиционализма. Вынесет всё, что Господь ни пошлёт…

15 апреля 2019 г.

Натания. Израиль.

Впервые опубликовано по адресу

http://newlit.ru/~hudozhestvenniy_smysl/6464.html

На главную
страницу сайта
Откликнуться
(art-otkrytie@yandex.ru)