Гумилев. Дагомея.
Художественный смысл.

Разрешите подойти издалека. Представьте, что вы крайнего толка украинский националист, желающий сужения России до размеров московского Садового кольца. И представьте, что имея в виду и вас, такого, были на недавней встрече в верхах СНГ произнесены слова нашего президента, мол, для России нужно создать нормальные условия функционирования ее черноморского флота. Понимайте, ничего, мол, не поделаешь, россияне глобальный народ, и надо Украине считаться с этой его особенностью и не очень-то уж противостоять этой особенности. И представьте, что вы, крайний националист, заколебались: ну Чечню не хотят отпустить на волю, ну империализм у них в крови; так это их внутреннее дело; мы б тоже не захотели, например, русинское Закарпатье или Крым, русский или татарский, выпускать; в общем, их характер это их дело, и нам, соседям, полезно их понять.

Вот я и предлагаю для закрепления такого понимания воспользоваться очередной годовщиной рождения (15 апреля 1886 года) русского поэта-акмеиста Николая Гумилева и вдуматься в его стихотворение. Как ни неприятны вам глобализм, империализм, централизм и другие подобные экстремизмы, но когда им признается в любви талантливый поэт - это впечатляет.

Я не сомневаюсь, что вы чувствуете, что воспевает Гумилев красоту. Безотносительную к морали или аморальности, к гуманизму или бесчеловечности, к добру или злу. "Тонул" - зато "казалось", что не в воде, а "в сияньи золотого закатного солнца". "Оглушали", "ослепляли", "исчез" - это плохо. Зато красиво "светилось лицо у владыки". Правда, негативен оттенок "точно черное", зато позитивно, что "солнце".

А все-таки моральная окраска такой, казалось бы, безотносительности неуничтожима. Искусства для искусства не существует, красоты самой по себе - тоже. Страна, где возможны ТАКИЕ красоты, нарекается "подземной". Значит, Гумилев, европеец, человек из наземной страны, России, находит свой идеал в каком-то совсем ином мире. И можно предположить, что наземный мир ему не нравится. Чем?

Вспомним, что он поэт-акмеист. Акмеизм это ницшеанец в искусстве. Идеалом его - если одним словом - является сверхчеловек. А был во второй половине ХIХ века в России такой мыслитель, русский Ницше,- Константин Леонтьев, который современную ему Западную Европу не любил за эгалитаризм, т.е. уравнительность, за то, что "цель всего - СРЕДНИЙ ЧЕЛОВЕК, БУРЖУА спокойный среди миллионов точно таких же СРЕДНИХ людей..." Или еще: "Все люди стали подобны друг другу; все государства имеют приблизительно одну конституцию... Во всех та же индустрия и однообразный быт, ею налагаемый". Это,- сравнивал Леонтьев,- как если бы индивидуально своеобразные дуб, сосна, яблоня в один прекрасный момент вдруг стали бы жаловаться на недостаток свободы, на обременительность различных цветов, листвы, плодов и им возжелалось бы вдруг стать неким среднепропорциональным деревом без каких-либо отличительных особенностей. А Россию Леонтьев любил за ее относительную молодость и близость к тем восточным культурам, которых не коснулось еще европейское погибельное движение к однообразию и технической цивилизации.

Так то было в XIX веке. А в начале ХХ, при Гумилеве, можно было считать погибшей уже и капиталистическую Россию и идеализировать Африку, что, как вы видели, Гумилев и сделал (он целый сборник стихов об Африке выпустил). Цветущая страна - сословная, контрастная. Красиво, что царь - сын солнца, что он есть ВСЕ и что все так считают, а себя - ничем, жизнь готовы отдать за идею централизма. И если б Гумилев не был расстрелян пришедшими к власти большевиками и не изменил акмеизму, то он бы,- можно себе это представить,- воспел бы расстрелянного по велению Сталина полководца Якира, который перед залпом выкрикнул: "Да здравствует Сталин!"

Но все то - в прошлом. Непосредственно нас не касается. Значит, совершенно безопасно мы можем потренировать себя на ПОНИМАНИЕ чуждых нам мировоззрений и идеалов. Зачем? Чтобы прожить как бы не только свою жизнь, чтобы стать мудрее, опытнее и терпимее. И искусство для этого первый помощник.

Одесса. 06.04.97