Посмотрите, читатель, на две репродукции Ассизской фрески Джотто "Сон Иннокентия III" (около 1296 г.) и обратите внимание, что во второй кое-что усечено.

Во второй нет витой колонны слева.

Так её нет и в реальности. Её Джотто изобразил, оказывается.

А видите во второй репродукции, в самом низу, нечто серое и волнообразное? – Это такой же фиктивный занавес. То же – вы уже понимаете – со строем маленьких консолей между "занавесом" и изображением: 1) спящего Иннокентия III (справа) и 2) того, что снится папе (слева) – изображением подвига Франциска. То же – с рядом консолей побольше вверху фрески.

Чего не скажешь о фотографах, делавших и одну, и другую репродукцию.

А между тем именно в этих элементах фрески эффектнее всего сказался прорыв в новое мировоззрение – в почти возрожденческое: земную достижимость идеала.

Предшествующий, византийский стиль (орнаментальное обрамление, как в ковре) предполагал "участие зрителя в священных событиях, тем не менее подчеркивал недоступность святых… персонажей" (http://francegothic.ru/painting). А у Джотто – просто как бы окно: пожалуйста, смотри; вот Оно – близко.

Тем более такое переживание превалировало, что немного прошло времени с причисления Франциска к лику святых (70 лет). Да и что это был за монах? – Нищенствующий. Народный. Живи бродячим мастеровым, в нищете и – готово! Ты уже почти апостол. Добавь проповедь окружающим – ещё ближе к цели. И не перечь церкви. Проще простого!

Народ переставал доверять зажравшимся клирикам. Сам, по-своему, шёл к Иисусу. Как и Франциск, никто в клерикальном смысле. Смиренный любитель, не профессионал. Как беспартийные большевики во время оно.

За смирность его еретиком не сочли. Папе Иннокентию III, приснилось, якобы, что Франциск "подпер плечом покачнувшийся было главный римский собор" (http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000033/st009.shtml). Папа просто понял, что выгодней такого приголубить.

И Джотто чем руководствовался: приближением святости к публике? – Наверно, да. Гармонический был идеал: тело с духом уравновешивались. А извне глядя, исторически – спускался этот идеал с запредельных высей ценностей потусторонних.

В 1300-м, однако, слово "иллюзионизм" для воли автора вряд ли применялось. Ибо оно несёт негативную функцию обмана, которую в отношении церкви могли изъявлять лишь тогдашние еретики. И Джотто вряд ли был их пятой колонной в обществе, приверженном католичеству. Просто искусство, являясь испытанием сокровенного мироотношения, всегда находится в двусмысленном положении относительно этого мироотношения (кого-то может и совратить, но не большинство). – Для того, для испытания, и работает искусство противоречиями. Здесь – противоречием между: 1) действительностью (принадлежность стены, в самом деле, внутреннему строению собора) и 2) изображением стены (с колоннами, консолями, занавесом и собственно стеной) с как бы окном в мир доступной святости.

Через полстолетия после создания описываемой фрески Боккаччо уже ничего в буквальном смысле святого не допустил в свою интерпретацию творчества Джотто.

"Декамерон". Пятая новелла шестого дня. Памфило, один из компании развлекающихся в чумном городе (символе нехорошего бренного мира), исповедующих идею Третьего мира (не потустороннего, а идеализированного, творимого Человеком), рассказывает случай, происшедший с великим Джотто и его попутчиком по дороге откуда-то домой, во Флоренцию, юристом Форезе, прозванным-де "сокровищницей гражданского права". Заявка на ценность рассказа у Памфило состоит в демонстрации находчивости Джотто. А художественность самого Боккаччо, - в пику изысканному Памфило, - наверно, в противопоставлении глуповатости Форезе находчивости Джотто. Катарсис – от одного и другого - гуманизм, человеческая ценность индивидуума, кто б он ни был, каким бы малоумным.

Вот когда Франциск первый раз пришёл к Иннокентию III, папе не понравился плохо одетый и грязный человек, и он сказал ему: "Иди к свиньям". Так тот таки пошёл. И послушанием впечатлил папу. Уже и в том случае нашлась ценность в грязном и оборванном человеке: послушность. Но то была иная, ингуманистическая ценность, а не ценность, находимая Памфило, а главное, - Боккаччо.

Зачем то, что в русской, например, пословице звучит: "Не то золото, что блестит", - и составлено из пяти слов, "у Памфило" растянуто на пятьсот? Да ещё с моралью. В начале и в конце. В конце – тоже с пословицей: "каков был товар, такова была и цена". Большая - в смысле – несмотря на задрипанность Джотто.

(Знакома, видим, прелесть краткости.)

Вроде не совсем к месту пословица… Некая затруднённость восприятия организована. Тут же двусмысленность. Речь, получается, не только о находчивости Джотто, но и про то, что "Форезе, познал свою оплошность". Тоже ведь соответствие цены товару. Ведь на насмешку Форезе: "…чужой человек, никогда не видевший тебя, как ты полагаешь: поверил ли бы он, что ты - лучший живописец в мире, каков ты и есть?" - Джотто ответил: "…я думаю, что поверил бы, если бы, взглянув на вас, поверил, что вы знаете аз-буки-веди".

Длинный ответ Джотто, вместо односложного "Нет", это, конечно, артистизм. Но стоило ли городить огород из пятисот слов ради этого?

Стоило, по Боккаччо. Ибо самое низкое-то в человеке и есть самое ценное, что, мол, полстолетия назад и открыл Джотто. Для того Джотто и дан в герои рассказа Памфило. И для того в уста этого всё-таки незаурядного Памфило вставлена авторская оценка Джотто: "…снова вывел на свет искусство, в течение многих столетий погребенное по заблуждению тех, кто писал, желая скорее угодить глазам невежд, чем пониманию разумных…"

Каждому, нехудожнику, естественно применять "в лоб" для своего идеала самые лучшие слова. Боккаччо, художник эпохи Раннего Возрождения, не удержался и включил, - пусть и изящно, от имени Памфило (ибо как художник не мог же он вполне осознавать именно низость своего идеала в сравнении с идеалом предшествовавшей эпохи), - Боккаччо включил такое слово, как "разумных". А для предшественников – наоборот: "погребенное", "заблуждению", "угодить", "невежд". Будучи слепым к тому факту, что дух Средневековья был реакцией на древнеримский разврат, в частности.

Ну хорошо, - скажет читатель-скептик, антиклерикал. – Боккаччо, включив публицистический элемент, достаточно ясно раскрыл свою тенденциозность, назвав разумным идеалом художника Джотто то, что, - по вашему, интерпретатор, - было для того доступно-святым, а не разумным. Но как вы докажете, что Джотто именно не ведал, что творил, а не был пятой колонной врагов церкви? Пусть Боккаччо, едва не современнику Джотто, важно было выставить его своим, пусть нам всем, наследникам Возрождения, тоже это же важно. Но. Нет разве кого-то, кто был бы всё же с вами, интерпретатор? Не появилось ли за 700 лет кого-то объективного?

Всё, нижеследующее написано после вышестоящего, что должно само по себе чего-то стоить.

Есть, есть мнение религиозно нейтральных или симпатизирующих религии лиц. Например, есть дореволюционные составители словаря Брокгауза и Эфрона. У них в статье "Джотто" - намёк на именно органическую промежуточность художника, а не его диссидентство пользующегося ротозейством окружающих гада:

В качестве адвоката дьявола, антиклерикала, можно, конечно, примитивность средств и плохой рисунок объяснить не внесением символичности, а просто тем, что он ещё не доработал в своей подрывной изобретательности. Не сразу, мол, Москва строилась… весомый, надо признать, довод.

Что-то "апологетико-католического характера" (Бицилли http://liternet.ida.bg/publish6/pbicilli/salimbene/francisk.htm#27a), видно, есть у Francesco Olgiati. L’Аnima dell’Umanesimo e del Rinascimento, 1924 (Душа Гуманизма и Возрождения).

Сам Бицилли считает "новую манеру" Джотто и раннее францисканство однопорядковыми явлениями. А уж раннее францисканство в антиклерикализме не уличишь:

Адвокат другого дьявола, ультраклерикал, скажет, что это унижение паче гордости – любовно целовать прокажённых… Или Владимиру Высоцкому со смаком хрипеть блатные песни и стать наркоманом… Ну или Джотто (если верить боккаччевскому Памфило) жить, "постоянно отказываясь от названия мастера". – Слабее довод, но всё же.

Важнее заметить, я думаю, что сам католицизм постепенно менялся. Как перерождались коммунисты в СССР… И в принципе незачем было становиться в скрытую оппозицию выразителю духа времени.

В свою защиту выдвину ещё такое соображение. Полупуст или полуполон стакан не вопрос субъективного словоупотребления, если взглянуть с динамической стороны. Пусть со временем натуралистические открытия у Джотто нарастают (а это так и есть, о чём свидетельствуют специалисты). И допустим, он - пятая колонна, всё усиливающая своё чёрное антицерковное дело и вливающая индивидуалистический яд в мироотрицающий (по Буркхардту, не чуткому к изменению католицизма) религиозный стакан. Но зачем тогда Джотто после 1317 года, через 20 лет после Ассизских фресок на темы жития Фрациска, повторил их в церкви Санта Кроче всего лишь "с небольшими изменениями" (Кругосвет)?

Не спешил Джотто с духовным перерождением. Но и не старое вино лил в новые мехи.

А модернизировано воспринимать произведение искусства - плохо.