Я льщу себя мыслью, что отличаюсь от многих, и не догадывающихся, что за фигой в книге что-то есть. Если, конечно, книга – художественная.

Приведу в качестве примера этих многих себя самого, пока я не разглядел за фигой нечто. Речь о рассказе Фролова "В больнице" (http://www.interlit2001.com/frolov-6.htm).

Нет, что что-то там ЕСТЬ, я смутно, очень смутно, почувствовал сразу. Но это слабенькое чувство утонуло в сентиментальных слезах, которые источил из меня автор, ибо я за его словами видел смерть собственной жены. С отключением ее сознания… Только без колебаний, как у врача-персонажа, врачей действительных. Они, мне кажется, быстро заподозрив, что новая для них больная вот-вот умрет, девять дней поддерживали ее жизнь, чтоб набрать посолиднее сумму затрат на анализы и консультации врачей других отделений, а потом внушительно объявили мне, уже подготовленному другими больницами, что чтоб она не мучалась, ей дадут наркотик и перестанут – бесполезно – лечить; когда умрет, тогда умрет; это будет время от пары дней до пары часов. Оказалось – пара дней. И я застал ее последний вздох. И закрыл ее глаза.

Естественно, я плакал от рассказа.

Но разница между реальностью моей и фроловской сидела занозой и не давала о себе забыть.

Вспомнились "Записки врача" Вересаева… Как постепенно, но неизбежно, деревенеет врач перед ежедневными муками и смертью людской. Да и другие вспомнились подобные свидетельства писателей, бывших врачей.

Почему ж у Фролова – исключение?

И почему как бы сделанность чувствуется в таком эпизоде:

Вы ж понимаете, врач, с двадцатилетним стажем, и "не доверяет", сама не видит, что конец близок. И – уходит от живой и в сознании матери навсегда.

Ну, Фролову-то это необходимо, чтоб развернуть перед нами весь драматизм колебаний главного героя, врача. Для этого же сделано, что он "битый час" беседовал с больной, "с которой приятно было поговорить", да еще и оказавшейся бабушкой соученицы героя. В общем, сюжет повернут так, чтоб больная стала как бы близким человеком. А это – чтоб переживания врача случились исключительными.

И тут меня озарило: да Фролов романтик. Тем главная ценность жизни – жизнь внутренняя, жизнь духа (ибо, так сказать, внешняя жизнь – дрянь).

И, чтоб проверить свою догадку, я стал читать другой его рассказ – "Сны санитара Антипьева" (http://www.interlit2001.com/frolov-2.htm). (Ведь идеал – штука инерционная, годами и десятками лет остается неизменным. Рассказы же литературная одаренность гонит и гонит на бумагу…)

Ну!.. Тут мерзость реальности развернута во всю: морг, трупы, части тел, медицина, материализм, максимум бездуховности. Герои только номинально верующие.

И – через пробельную строку в конце вдруг вламывается провидение (образу всезнающего автора все же можно):

С ледяной отстраненностью повествователя…

Вы ей верите? – Не верьте. Автор (не повествователь) завзятый романтик.

Вот вещий сон Антипьева (что труп ушел из морга), как бы подтвердившийся (пьяный старший санитар морга унес труп, чтоб продать, выдавая за мощи святителя), - это ЦЕННОСТЬ. Аж в название попал.

Если появятся еще рассказы Фролова, взгляните на них под таким углом зрения. Увидите, они вам ОТКРОЮТСЯ.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.interlit2001.com/kr-volozhin-24.htm