Фаворский. Ф.М. Достоевский. Артистический и скрыто-прикладной смысл.

С. Воложин

Фаворский. Ф.М. Достоевский

Артистический и скрыто-прикладной смысл.

Красота в цельности противоречия. А это – не социализм.

 

Абракадабра

Вот, как ругали в СССР такую гравюру.

Фаворский. Ф.М. Достоевский. 1929.

"Как сентиментально-бытовую картинку воспринимали они, например, монументально-суровый портрет Достоевского: “Кажется, он только что поднялся со стула после долгих часов творческой работы”… У художника с такими авторами просто не было общего языка” (Герчук. https://artguide.com/posts/1602).

А вот, что пишет сам Фаворский:

"Там конфликт предмета и окружающего его пространства гораздо серьезнее. Грудь, руки, вся поза указывает на то, что ей приходится испытывать большой нажим пространства — противостоять ему. А в лице и в [кистях] рук есть победа над пространством… мы получаем предметно-пространственный синтез… он трагический” (1963).

Сделаем иной масштаб для лучшего обозрения пространства

и попробуем вчувствоваться в абракадабру слов Фаворского.

Могу предположить только одно. У груди, рук (кроме кистей) отнято много света, а у лица и кистей – мало: чёрное – только обводка контура правой руки и левой стороны лица; полутени лица и кистей не сравнить с чернотой теней на рукавах и сюртуке (волосы, надо понимать, к лицу не относятся, раз они абсолютно черны).

То есть имеется в виду графический образ победы творчества над обстоятельствами? Тогда как сюжетный образ этого же – есть то, что творчество кончено (свечи погашены, стопка листов собрана, выровнена по краям, творец встал {пока писал – сидел}).

То, что сама стопка листов тоже вся сделана из полутонов и, значит, тоже победила пространство, Фаворский просто забыл написать.

Но я не понимаю, почему тут графический итог трагический, а не победный, как по сюжету? Из-за взгляда? Но взгляд относится не графическому, а к сюжетному.

В рамках сюжетности как раз от столкновения победы окончания с поражением во взгляде получается катарсис, который осознать можно как недейственность искусства на жизнь (в той Зло как торжествовало, так и продолжит существовать; надолго).

Вот если б гравюра была грубее,

я б согласился, что тут выражен трагизм. Но она не грубее. Могу я Фаворскому верить на слово? Раз это слова, то ясно, что в сознании его – трагизм: и в 1929-м, когда он гравировал, и в 1963-м, когда он писал, социализмом вокруг и не пахло (а религиозный социализм был идеалом Достоевского).

Он пишет о портрете Достоевского в пику другой гравюре. Думаю, этой.

1936.

"Цельность — это слово важное, мы должны стремиться к цельному изображению, к цельности; и кроме того, мы надеемся, что цельность связана с красотой, которая нам крайне нужна.

Но цельность предполагает сложность; только сложное цельно. И не простую сложность. Сложность такую, которая предполагает синтез противоположностей.

Попробуем в этом разобраться. Передо мной рисунок натурщицы. Молодая красивая фигура, стройная и всем складом выражающая рост. Я ее рисую, набрасываю, и вот ее контуры как бы соотносятся с полями. Ее контуры и формы создают эхо на краях листа. Мой рисунок контуром как бы посылает на края сигналы эхолота. И таким образом создается то пространство, которое окружает фигуру, проникает внутрь фигуры, строит ее”.

Фигуре просторно. На просторе подчёркивается высота. Простор обеспечивается широтой света слева и справа от фигуры. – В самом деле – противоположно замкнутости “Достоевского”.

Кстати, полусюжетная, полуизобразительная замкнутость обеспечивается Достоевскому ещё и тем, что он стоит на фоне какой-то ниши в стене, тёмной относительно стены. И для того же, наверно, внесюжетная белизна между свечами и правее нижнего портретика на стене.

То есть я, по-видимому, просто был недостаточно чуток, не чувствуя трагизма.

А теперь – жуткий вопрос. Раз Фаворский так осознаёт, что чем он выражает, то, во-первых, противоположность (свет – тьма) он понимает не как рождающие третий смысл ценностный-вне-искусства (выражающий подсознательный идеал), для него важен артистизм (третий смысл внутри искусства – цельность, красота). А во-вторых, ценность-вне-искусства (трагизм) он выражает как знаемое переживание, как то, к что он сознательно хотел усилить.

То есть у него творчество не есть выражение подсознательного идеала. То есть я не могу назвать его вещь (“Достоевского”, по крайней мере) художественной. Это – произведение прикладного искусства!

Только до этого вон как трудно пришлось доходить.

А советским дуракам трудность была не ко двору. Они ж лжесоциализм строили. Решали вопрос индустриализации. Им нужно было массовое, так называемое, искусство. Легко понятное массам, которое они самообманно называли реализмом.

Чего они требовали?

"Прежде всего — социально-воспитательной тенденции, отчетливого пропагандистского смысла. А смысл этот мог быть воплощен в определенных темах. Поэтому беспартийные натюрморты или пейзажи, авторы которых подозревались в “уходе от жизни”, должны были уступить дорогу индустриальной и колхозной тематике, а в лучшем случае снисходительно допускались как малозначительные произведения второстепенных жанров. Затем — общепонятности, облегченного изобразительного языка, развернутой повествовательности и зрительного правдоподобия, конкретных деталей и типизированных образов. Все сложное богатство выразительных средств искусства следовало свести к подробному рассказу и прямому натурному изображению” (Герчук).

Я терпимо отношусь ко всем ужасам неудачной попытки прийти к коммунизму – за величие цели. Но меня ужасы коснулись в минимальной степени. Потому, наверно, я содрогаюсь теперь, представив воочию то, как плохо себя чувствовал творческий человек.

23 июня 2020 г.

Натания. Израиль.

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/abrakadabra-5ef116b7a9fb645d1985b91c

На главную
страницу сайта
Откликнуться
(art-otkrytie@yandex.ru)