Нольде. Шмидт-Ротлуф. Кандинский. Произведения. Художественный смысл.

Художественный смысл – место на Синусоиде идеалов

С. Воложин.

Нольде. Шмидт-Ротлуф. Кандинский.

Произведения.

Художественный смысл.

Сверхбудущее и ницшеанство.

 

Экспрессионисты нарочито грубо режут на дереве фигуры, оставляя видимыми зазубрины, шероховатости

Это – общие слова. А нельзя ли проследить, как хороша эта грубость, когда она на своём месте?

Меня когда-то просто пронзил “Пророк” (1912) Нольде.

И я вот сейчас думаю, что мне назначить из неисправленной грубости как колоссальность? То, что неожиданно, может, для самого автора оказывается несущим смысловую нагрузку? Или что-то вообще бессмысленное?

Например, белое пятно, изображающее нижнюю губу… И оно кривое, и не одинаковой ширины и не перпендикулярно носу… – Меня так и тянет думать, что у старых людей кривые черты лица зачастую. Отвердевают в привычном выражении чего-то негармоничного. Или искусана губа от одной и той же думы.

Вот и у Христа Крамского такая же неровная нижняя губа. Слева от нас – толще, справа – тоньше.

Ну хорошо. Это объяснилось психосоциально.

А как с точкой справа (от нас) в продолжении этой белой линии? Или это уже не губа?

А два серых пятнышка на чёрной спинке носа? Это, наверно, какая-то некачественность исполнения. У неё есть смысловая глубина? Например, такая: не до шлифовки! Ужас-то какой? Какого и вообще никогда не бывало… У Крамского ужас – земной и прекратящийся в своё время в соответствии с религией спасения в Царствии Божием бестелесных душ прощенных. А тут-то под вопросом сама религия!

То же, наверно, можно сказать о чёрном крохотном штришке справа (от нас) от спинки носа. Не до заглаживания, мол.

Возможно, к грубости относится и неодинаковый абрис глаз. Но оба они такие выразительные, что кажется, никак иначе нельзя было достичь такого потрясающего впечатления. Оба смотрят как бы в себя, не вдаль, потому что там, вообще, где бы то ни было, во внешнем мире, не осталось никакой надежды. (А ведь христианство считается объективным идеализмом. Бог – вне нас.) Левый (от нас) глаз смотрит в отупении, правый – в отчаянии. А аккуратности – никакой в их исполнении!

Есть непонятная чёрная царапина между левым (от нас) глазом и спинкой носа. Я пробовал её стереть. С нею почему-то лучше!

Что-то похожее с живописью.

Очень мне по сердцу такой пейзаж.

Шмидт-Ротлуф. Ватт бей Эббе [Грязь во время отлива]. 1912.

Тут, как малярной кистью, наляпаны оранжевый и чёрный колера. Ну и, соответственно, грубо замутнён этот чистый оранжевый чем-то охристым и красным. Сложность, мол. И небрежно этак – более тонкие грубости: зеркало вод под левым камнем оказывается как бы не гладким, а с мениском. Этак залихватски оранжевое влезает в отражение камня слева и справа.

Чего в реальности не бывает.

Зато эта разнузданность, вместе с ненатуральной яркостью заката, кричит нам об угрозе чего-то вообще нам непредставимого.

Ещё у меня мурашки по коже бегут от такой картины.

Кандинский. Мурнау. Пейзаж с башней. 1908.

Я сразу вспоминаю себя семилетку в скромном городке Ромны. Это 1945 год, когда американцы бросили атомные бомбы, и бабушки пацанов заговорили об Апокалипсисе, а внуки – вслед за ними перетолковывали, что место – около нашего двора – где разрушенная церковь, волшебное. Там когда-то встретились и друг друга уничтожили Всемирный Потоп и Всемирный Огонь. А теперь, чуть подальше, через дорогу, есть крутая-прекрутая улица вниз, откуда Потоп приходил. И туда и ходить-то страшно. Из-за темени даже днём и крутизны. И дурное место там считается. – И у Кандинского что-то явно такое, страшное, нарисовано. – Такие кричащие краски… И такие облака – не облака. И чёрт-те где там, справа, небо всё-таки кончается, раз одно из облаков так низко. – Бр. Страшно. Ничего не понятно.

Одно плохо. Экспрессионизм ли это? Что-то уж больно аккуратно положены мазки на зелени. Да и на посадке какой-то огородной на переднем плане. Да и на постройках.

С Нольде просто: он сперва был экспрессионистом, то есть коллективистом и, вопреки всему изображаемому ужасу, потому его и изображал, что какая-то горячесть, какая-то надежда, на лучшее, пусть сверх-сверхбудущее, у него была. Он лишь потом сдался и перешёл к полнейшему ледяному пессимизму идеала метафизического иномирия.

Шмидт-Ролуф никогда от экспрессионизма не отказывался.

Но Кандинский-то к 1908 году давно отказался от чего бы то ни было коллективистского и сверхбудущего.

Может, потому ничего тёплого у него на картине нету?

30 сентября 2021 г.

Натания. Израиль.

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/tonkost-grubosti-614f2bda6940596bf6957d4b

На главную
страницу сайта
Откликнуться
(art-otkrytie@yandex.ru)