Знаком я с человеком… Любит Есенина. Читал мне наизусть очень много из "Анны Снегиной". И ещё он знает, что грипп лечат антибиотиками. И считает бессмысленным сам вопрос – зачем Есенин написал "Анну Снегину"… - Такой вот. Каких большинство, кстати. И всё-таки именно он, я предчувствую - верно, навёл меня на мысль, что "Анна Снегина" есть некое прощание Есенина с жизнью.

Осталось только найти доказательства. Их я и стал ощупью искать через пару месяцев в новом разговоре с моим невольным провокатором к размышлению.

- Помнишь интонацию, с какой ты декламировал "Анну Снегину"? Она была какая-то отрешённая. Как будто человек смотрит с какой-то высокой точки: как там внизу человечки шевелятся.

"Село, значит, наше - Радово,

Дворов, почитай, два ста.

Тому, кто его оглядывал,

Приятственны наши места…"

- Это вот почему. Там же дальше такое:

Такие печальные вести

Возница мне пел весь путь.

Я в радовские предместья

Ехал тогда отдохнуть.

Война мне всю душу изъела.

За чей-то чужой интерес

Стрелял я в мне близкое тело

И грудью на брата лез.

Я понял, что я - игрушка,

В тылу же купцы да знать,

И, твердо простившись с пушками,

Решил лишь в стихах воевать.

Я бросил мою винтовку,

Купил себе "липу", и вот…

Человек приехал отдыхать.

- Нет. Иной голос послышался мне в твоей декламации… А он есть, голос автора, в тех словах возницы. Автора, который решил отдохнуть от всей этой несправедливо устроенной жизни.

Вот ты мне скажи, - ты ж как-то помнишь "Евгения Онегина"? – так как тебе Пушкин по этому произведению: оптимист или пессимист? Вот так грубо: скорее оптимист или скорее пессимист?

- Оптимист.

- О. И каждый так скажет. Потому что так оно и есть. Хоть Пушкин "Евгения Онегина" написал из-за разочарования в граждански-романтической возможности устроить Россию справедливее.

Он реализм открыл, разочаровавшись в гражданском романтизме. Мудрый стал: обустроить жизнь нельзя, но она и такая – ничего себе.

А Есенин не смирился.

Вот ты б почитал мою заметку о нём… (Имеется в виду http://art-otkrytie.narod.ru/esenin.htm) Ты б со мной согласился. Смертник это был, Сергей Есенин. Всю жизнь.

- Он против власти был. Это трудно выдержать.

- Да нет. Если б знающего биографию заставить ответить одним словом: за или против, - советской власти он был, то отвечать надо было б: за.

Как-то понятно становится, почему у него такая приглаженная советская действительность в поэме. Муж Анны убит немцами, на войне, первой мировой, а не мужиками, на войне гражданской. Анна (и мать) вовремя почуяли, что надо бежать из страны и – вот: в Англии, целы (разве что мать, ускользнувшая ко времени повествования поэмы от авторского внимания, умерла естественной смертью, от старости, что не интересно и потому опущено). Весь страх и ужас гражданской войны – как какой-то призрак воспринимается из этого времени повествования поэмы (1924-го, раз поэма подписана: "Январь 1925").

Прон заводила крестьянской бедноты и главный экспроприатор Снегиных. Персонажно гражданская война отразились лишь тем, что нагрянувшие в Криушу деникинцы Прона убили. Больше смертей нет.

И я не думаю, что Есенин цензурными соображениями руководствовался. Ему и нужна-то была для отталкивания и наиболее революционная власть, и выступавшая от имени всеобщей справедливости. Такими и были большевики и в действительности, и в поэме. И потому Керенский, политически "родом" из эсеров (способствовавших, между прочим, публикациями в своих изданиях не повествовательски-поэмной, а реальной дореволюционной есенинской славе) - Керенский отрицательной тенью мелькнул в поэме. И плевать, в жизни, Есенину было на родных эсеров, проигравших в политической борьбе всепобедительным большевикам. Для его, есенинских, целей ему и нужны были только победители, победители любой ценой. Ибо его цель – УЛЬТРАСПРАВЕДЛИВОСТЬ – оправдывала средства. И уж если и такая партия не стала заниматься самым фундаментальным для человека, отношениями между мужчиной и женщиной, то чего ещё хотеть от миропереустройства.

Что точка отсчёта у Есенина именно отсюда, говорит фабула. И она и сюжет начинаются с того года, который в исторической науке по некоторому исчислению считается гранью между Новым временем и новейшим:

Провокатор к размышлению спросил меня под конец разговора:

- Когда он написал "Анну Снегину"?

- 1925-м.

- А повесился когда?

- Тоже в 25-м. Или в первых числах 26-го. Не помню.

(В ночь с 27 на 28 декабря 1925, как оказалось.)

А устроен мир, судя по поэме, в самом основании несправедливо. Почему Анна в юности не полюбила любившего её – чувствуется – лирического героя, Сергея, повествователя, от чьего имени, в общем, всё в поэме – "автора"? Полюбила того, за кого вышла замуж? А почему ж тогда изменила мужу с лирическим героем? Потому что тот стал знаменитым поэтом? – Так это что: справедливо устроено?

И ведь Анна не шлюшка какая-то – Снегина. От слова "снег".

Как у Лермонтова: Иль женщин уважать возможно, Когда мне ангел изменил?

Есенин и исповедовал идеал всю жизнь такого же типа, как и Лермонтов.

Так Лермонтов хоть имел в юности какой-то дефект в облике, а лирический герой поэмы (да и сам Есенин) – никаких. Несправедливость мира въелась не только в реальность, в явь, но и в суть, в то, что всем управляет. И если не она ему, так он ей бы изменил. Анна (по "автору") права:

Никакое не другое – политический темперамент: отношение к экспроприации (о ней там дальше в поэме речь). Чем неприятие экспроприации не аналог неприятию узаконить отношения дворянки с недворянином?

Полгода назад пришла к нему на одну ночь! Как кость собаке кинула.

Не в том обида, что летом обозвала дезертиром (так уж закручено, что первый, мирно-экспроприаторский, поход Прона, вместе с призванным уговорить отдать землю добровольно Сергеем, пришёлся на день прихода с фронта похоронки на мужа).

А в том обида, что весной удовлетворила свою преступную страсть, минутную прихоть сердца. Выпила свою бутыль. Мала была её бутыль.

Его бутыль ненамного больше, права Анна.

Автор (не "автор", который есть лирический герой) знает, что она права и потому дал "автору" перевести разговор на политику.

И потому разговор не получился. Автор – не "автор" - сделал Анну своей единомышленницей. Что ей потеря имения, когда нет верности, постоянства на свете!?

Что за загадочность, неведомая "автору"? – А то, что, знает автор (без кавычек), - тут бы лирическому "я" не переводить разговор, а помочь Анне покаяться полнее. Ведь был же Есенин воспитан христианином. И был перед ним готов - как эвристический хотя бы - вариант выхода человечества из грешности: через покаяние к прощению на Страшном Суде и переход в иной мир, бестелесный и безгрешный. Пусть атеисты оба: и "автор" и автор. Но почему должно быть известно, что выхода в безгрешность нет?

У "автора", получается по поэме, к весне 1917 года был нерелигиозный вариант: изживание зла впаданием себя, и Москвы, и всей Руси в кабацкую ипостась. Изживёшь зло до дна – совершится квантовый перескок в абсолютное добро. Типичная символистская мечта времён серебряного века.

Ведь обратите внимание: зачем автор назвал в 1925 году "автора" Сергеем и сделал Анну считающей, что тот "знаменитый поэт"? Ведь знаменитым на самом деле, а не только для избранной публики царского Петербурга, настоящего Сергея Есенина сделали (Алла Марченко по кн. Сергей Есенин. Жизнь моя за песню продана. М., 2007. С. 19) "Исповедь хулигана" (1921), "Стихи скандалиста" (1923) и "Москва кабацкая" (1924), сочинённые после времени встречи у мельника Анны с лирическим героем. Зачем в поэме Анна и тамошний Сергей говорят "про кабацкую Русь"? Зачем сделано так, что Анна говорит про то, что с реальным Сергеем станет в будущем относительно стоящего у них на дворе 1917 года.

Зачем Есенину было сближать себя с героем поэмы?

А затем, что настоящий Есенин хотел, чтоб мы обратили внимание на отличие "автора" от автора. И… на сходство. Затем ещё, что он в 25-м году остался таким же символистом, каким и был всю жизнь.

"Автор" был, по поэме, осенью 1917, в Радове, в Криушах, духовным наместником большевистской власти, неформальным лидером. Ему бы простить начавшую было каяться Анну. Та ж не повелась на перевод разговора на материально-политическую тему:

А лирический герой отпустил. В ночь. В возможный разбой. Да ещё и морально оправдывается:

Я вижу тут выдачу с головой виноватого перед народом. Если уж "автор" не захотел прощать грехов Анны, то чего хотеть от власти? Мог же "автор" удержать Анну, уговорить выйти за него замуж… Ну что поделать с человечеством, если уж так случилось, что оно впало в грех? Ну что? Не вернёшь же время назад? Надо ж было с себя попробовать начать строить общество, лишённое не только антагонистических – как тогда напирали – противоречий (серое), но и вообще противоречий (белое, после возгонки замороженное, как снег). НИГДЕ и НИКАКОГО теперь перед автором (без кавычек) нет выхода в такое общество, в такой мир. Даже и через изживание зла, как известно его читателям, испробованное им лично.

Так что ж ему - автору без кавычек - остаётся, если он от своего сверхъестественного идеала не отказывается и хочет его торжества среди обыкновенного человечества хотя бы в сверхбудущем, раз не в историческом будущем? Что остаётся? – Только уйти самому из жизни во имя. И не незаметно для всех. А - как Гамлет, завещающий Горацио рассказать, что ж на самом деле произошло в Эльсиноре.

Так Есенин и решил: написанием "Анны Снегиной". Но, чтоб особого шума не делать (он уже отшумел своё), он придал отстранённое спокойствие всему повествованию. Его лирический герой так и остался прохладным к Анне Снегиной, к её письму ему из Лондона. А она ж аж оттуда как бы прощения хочет просить, и получить, чтоб позвал её вернуться в Россию. К нему.

Всё. Поздно. Мол.

Отрешённость:

Упертость "автора" неизбывна. Любили да несинхронно, да временно… А это плохо.

И Есенин нам отдал, чтоб мы сами родили в себе катарсис от столкновения этой драмы с этим спокойствием, родили и осознали – ПОКАЯНИЕ И ПРОЩЕНИЕ.