Поводом к этой статье явился фильм Борматова (но на самом деле Эрнста) “Чужая” (2010), никем не премированный, который я посмотрел по ошибке, хотев смотреть премированный фильм “Чужая работа”. “Чужая” можно переименовать “Антибригада”. Имея в виду “Бригаду”, романтизировавшую бандитов. В “Чужой” жизнь бандитов показана такой страшненькой, что каждому ясно, что это – агитка благопристойного гражданина: не ходите, дети, в Африку. Особенно показательны завершающие титры. Действующие лица и исполнители не просто написаны, а и показаны, каждый, в виде трупа в морге, ещё не отмытого от крови. В полной тишине. Со щёлканием затвора фотоаппарата (видимо, следовательского). А потом – женский голос: "А сейчас по многочисленным заявкам – ваша любимая”. И гремит упоительная “Феличита”. Чтоб утвердиться в мещанском идеале, двигавшем авторами, я решил проверить, какие слова у этой песни (я ж её только по-итальянски слышал всегда). Перевод Белобородовой:

Теперь понятно и самое начало фильма. Перед огромным выбором ярчайших могильных венков стоят, спинами к зрителю, четыре братка в своей униформе, чёрных кожаных тужурках. – Жизнь-то у них яркая, да вот короткая. Очень уж они легко убивают друг друга. Потому, собственно, что крайность – норма их жизни.

Неприятно в такую норму погружаться. Гораздо приятнее противоположная норма – “Феличита”.

Понятно и почему фильм заточен против “Бригады”. Молчаливо. Вы сами должны до этого дойти.

Показана бригада. Коллектив крайних индивидуалистов. И продемонстрировано, насколько неустойчив именно такой коллектив, крайних. У которых человек человеку – волк в гораздо большей степени, чем в наступившем общественном строе (капитализме), исповедующем эту максиму.

Кошмар.

Но я себе представляю, что фильм может нравиться. Я даже прочёл одну доморощенную рецензию об этом – нравится за нравственный урок. Точнее – образное доведение до зрителя нравственного урока.

У искусства много функций. Есть познавательная. Она тут есть (вы узнаёте, какие ужасные нравы у бандитов). Есть воспитательная. Она тут тоже есть (в последействии искусства до вас доходит, что так жить не стоит). Есть заразительная – только у песни “Феличита” (вас заражают прелестью мещанской жизни).

Нет тут одной, только у искусства и имеющейся (ибо познать можно и из лекции, воспитать можно побоями, заразить, внушить можно гипнозом). Этой уникальной функцией является испытательная – непосредственное и непринуждённое испытание сокровенного мироотношения человека с целью совершенствования человечества.

Инстинктивно из-за того искусство и подразделяется на неприкладное и прикладное. Как музыка – на серьёзную и лёгкую.

“Чужая” – прикладное.

А чтоб надёжнее испытательную функцию исполнять, поручено это делать подсознаниям: автора и восприемников. В кино – это сообщение подсознательного идеала режиссёра подсознаниям зрителей. – Если кино принадлежит к неприкладному искусству.

Но подсознательное много в чём участвует. В регулировании пищеварения, например. В установке на какую-нибудь деятельность. В любой фразе (мы говорим не словами, а фразами).

И если человек не учился пониманию живописи, ему, глядя на иную картину, она нравится. Так и тут вмешалось подсознание. Оно чует упорядоченность, которую сообщил картине художник. Не только ради узнавания сообщил. Но и ради, например, усиления присущего вам патриотизма (если это произведение – прикладного искусства, призванного здесь усиливать ваш патриотизм).

Но с прикладным искусством подсознательное вступает в силу в художнике не с самого начала. Начинается оно с осознанного намерения написать что-то патриотическое, например. Как у Эрнста, продюсера “Чужой”, с осознанного намерения противопоставить что-то “Бригаде”.

Разница, что, смотря фильм, вы всё понимаете. А глядя на живописную картину, на которой в облаках нарисован облачный же сеятель (разбрасывает с ладони зёрна в борозду), вы его, может, и не увидите (из-за чего облака будут непонятны), но увидите знакомый родной могучий пейзаж. Вы прочтёте соответствующее название “Земля отцов”. И у вас случится подсознательный акт упорядочивания увиденного. А сам такой акт вызывает нравление.

Это общечеловеческое проявление.

Вчера я прочёл такое:

Мух пугает не их вид, а что-то большое и приближающееся к ним. А Иличевский просто артист описания.

Люди отличаются от всех животных. И на одном отличии базируется нравление.

Высшие животные получают невроз, если подвергаются противоположным воздействиям, и после этого вскоре умирают. Просто на воле с ними такое редко случается, потому что редко происходит одновременность воздействия. А, например, под экспериментами физиологов они удрать от первой же беды не могут. Человек же не впадает в невроз от противоположного. Мало того. Он произошёл как человек в процессе, который вызвал бы у остальных невроз. Бесшёрстным мутантам, внушаемым к тому же, шерстистые внушатели внушали (экстраординарностью – каким-то невероятным жестом или криком) отнять у бесшёрстной самки дитя и убить его на корм стаду. Спасением от невроза было… искусство. Они одновременно возникли: искусство и человек. Будущий человек отвлекался от раздвоения (и стадо – превыше всего, и дитё) на третье. Он просверливал дырочку в ракушке. Уже экстраординароность. В одной, в другой… Более того. Он протягивал жилку сквозь них и получившееся ожерелье, надетое на шею, могло ввести в ступор внушателя, и дитё можно было спасти. Обретя в мозгу механизм контрвнушения и удрав от внушателей компанией, они стали людьми.

А это третье есть упорядоченность. Создавать или воспринимать (как сеятеля в облаках) упорядоченность в хаосе стало генетическим отличием людей от животных.

Есть такой знаменитый учёный, Хомский. Он считает, что открыл, что люди генетически получают не умение создавать упорядоченность, а саму грамматику языка. Так у меня есть размышлизм, что он ошибся. Просто умение упорядочивать вместе с умением делать третье, упорядочивающее при воздействии противоположного, заполучили люди в мозгу, приобретя способность к контрвнушению. И это сопровождается нравлением.

Потому человек, скажем, не разбирающийся в живописи, переживает, что картина почему-то нравится.

Я потому о живописи говорю, что там художники себе больше непонятностей позволяют, чем в кино, которое, - как правильно сказал Карен Шахназаров, - лишь наполовину искусство. Даже абстрактная картина может понравиться, если случится в ней подсознанию “заметить” упорядоченность. Для этого не надо быть знатоком живописи.

Но различать, что ценностно выше в искусстве, что ниже, надо учиться. Мало субъективного чувства “как хорошо!”. Мне, красно говоря, безумно нравится “Феличита”. Но это – заражение счастьем. Всего лишь.

Казалось бы, чего больше?

А больше, если с тобой произошло ЧТО-ТО. Ты этому слов не находишь и избавиться от породивших это ЧТО-ТО картин не можешь. И думаешь, думаешь, и ничего не можешь толкового придумать. Наваждение.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/512.html#512