Цветаева. Поэма Конца. Художественный смысл.

Художественный смысл – место на Синусоиде идеалов

С. Воложин

Цветаева. Поэма Конца

Художественный смысл

Расстаются, ещё любя.

 

Ц(С)вета-ева.

 

Поэтику Цветаевой можно характеризовать как поэтику предельности.

Зубова.

Буду грешить — как грешу — как грешила: со страстью!

Господом данными мне чувствами — всеми пятью!

Цветаева.

Придётся начать с азов.

“Доли бывают сильные, относительно сильные и слабые. На сильные доли, как правило, делается акцент, часто, громкостной — выделение повышенной громкостью относительно слабых.

Акцент — выделение громкостью (или другим образом) определённой доли или ноты. Обычно акцент делается на сильные доли.

Первая доля в такте всегда сильная, на неё делается самый большой акцент, остальные доли более слабые. Поэтому можно сказать, что такт — промежуток между двумя соседними сильными (имеющими наибольший акцент) долями.

Сильная доля и акцент — не одно и то же. Если этого требует характер музыкального произведения, акцент (ударение) может сместиться с сильной доли на слабую, при этом сильная доля наделяется т.н. "воображаемым акцентом". Но из-за этого слабую долю нельзя назвать “сильной” — сильная доля всегда первая в такте” (Википедия).

Это пишет прогрессивная Википедия. Два раза слово “всегда” применила.

Наверно и правда лишь с ХХ века началось что-то невообразимое в искусстве, посягающее на вечное. “Выбросить Пушкина с парохода современности…”

Характер какого это музыкального произведения требует смещения акцента на “теперь” со всегда? – Рок-н-ролла, например. Сергей Калугин говорит, что нужно 40 лет музыкального воспитания, чтобы хлопать в рок-н-ролле на слабую долю научилась самая продвинутая публика – американская. В 50-х годах она этого ещё не умела. Теперь может (слушать тут). Делать – не, как принято, было всегда.

А что такое рок-н-ролл? – “Качайся и катись” - перевод. Это – делай не как принято, это – выражение разнузданности. Вседозволенности. Только если раньше сие себе позволяли высшие слои общества, то теперь, в рок-н-ролле – массы. Как бы аристократизм пришёл в народ. (Интересно, обрадовался бы Ницше: аристократизм… без попираемых?) Маяковский бы, да, обрадовался. Так он был коллективистом. А те, кто, наконец, научился хлопать на слабую долю, - хоть и массы, но не коллективисты, а, наоборот, - те индивидуалисты.

Вот к их-то ещё чисто аристократическим предшественникам-индивидуалистам и восходит своей ритмикой Цветаева, ради которой я и затеял эту азбуку.

“Ритм Цветаевой можно описать как точное подобие акцентов на слабых долях у Шёнберга и других атоналистов (поскольку еще раньше эти ритмические нововведения есть у Пастернака, не исключено прямое, хотя скорее всего и бессознательное влияние на поэзию последнего музыки Скрябина)” (И в а н о в Вяч. Вс. Монтаж как принцип построения в культуре первой половины ХХ в. // Монтаж: Литература. Искусство. Театр. Кино. М., 1988. С. 127).

Известный демонизм Цветаевой только и ждал, что дорваться до такого “не как принято”, до такого выразительного средства, как подобие акцентов на слабых долях.

Что это за подобие?

Смотрим “Поэму конца”. Начало.

 

В небе, ржавее жести,

Перст столба.

Встал на назначенном месте,

Как судьба.

Анапест. Трёхсложный стихотворный размер с ударением на последнем слоге: _ _ / Третий стих особенно показателен: / | _ _ / | _ _ / | _ . Относительно него хорошо виден акцент в первом стихе: / | _ _ / | _ ▀ / | _ . Этот акцент – пауза – на второй слабой доле третьей стопы. То же – пауза – со вторым и четвёртым стихами: / | ▀_ | /. То же во втором четырёхстишии:

 

Преувеличенно низок

/ | _ _ / | _ _ / | _

Шляпы взлет.

/ | _ ▀ | /

То же в третьем:

 

В каждой реснице - вызов.

/ | _ _ / | _ ▀ / | _

Рот сведен.

/ | ▀ _ | /

Преувеличенно низок

/ | _ _ / | _ _ / | _

Был поклон.

/ | ▀ _ | /

И так далее.

Паузы – как хлопки в рок-н-ролле.

Это до какой же истончённости доходит поэт, когда идеал его – если б стал известен массам как высказанный “в лоб” - этими массами ну ни в какую не мог бы быть принят для себя… Поначалу хотя бы. Как 40 лет не могла добропорядочная, в общем, протестантская Америка хлопать правильно под рок-н-ролл, выразитель демонизма, если не постесняться в выражениях. Как до сих пор большинством не может быть “понята” додекафония Шёнберга.

С Шёнбергом труднее идеологически определиться, чем с рок-н-роллом. Но есть экстравагантный вспомогательный способ: “По почерку самого композитора графологи делали однозначное заключение: "этот человек думает о себе, что он - как минимум китайский император"” (http://www.wplanet.ru/index.php?show=article&id=40). Центропуп, одним словом. А вот – несколькими словами: “…преобразования [музыки] выразились в отказе от поиска прекрасного в окружающей человека действительности и разрушении границ оппозиции “прекрасное/безобразное”. Неприятие существующей действительности, обрисовка мира как уходящего или умирающего, бегство от этого мира <…> но и стремление к иному миру – таковы ведущие мотивы художественного творчества…” (http://dibase.ru/article/16112009_viteleb/4). Ну, прямо Ницше в музыке ХХ века.

Надо суметь понять идеал демонизма. Это трудно, потому что противоположно всему более или менее обычному. Ну, например, мазохизм, удовольствие от душевной боли. – Можно это представить чувственно? Человеку нормальному – наверно, нет.

Первое додекафоническое произведение Шёнберга - “Серенада” ор. 24 (1920—1923). Его центральная часть – собственно серенада. На слова Петрарки. Слушать это – себе вредить. Но можно сориентироваться, что это такое, по словам Петрарки (слова всё же не додекафония):

 

О, если бы я мог обрушить гнев

На ту, чей взгляд меня разит и слово,

И кто, явившись, исчезает снова,

Бежит, чтоб я скорбел, осиротев,

И кто, душой усталой овладев,

Ее казнит и мучит столь сурово,

Что в бедном сердце вместо сна благого

Вдруг просыпается жестокий лев.

Успел стократ погибель испытать я,

Но, сбросив плоть, мой дух стремится к той,

Чье равнодушье тяжелей проклятья.

Непостижимое передо мной:

Когда он с плачем тянет к ней объятья,

Увы, невозмутим ее покой.

Поскольку ждать надо чего-то из ряда вон, то, видно, тут тот самый мазохизм воспевается: сколько ни мучит лирического героя “она” – “он” всё равно к ней стремится, собственно – к своему мучению. Оно ценно!

То же в “Поэме конца” Цветаевой. Женщина длит муку расставания навсегда с любимым. И ещё что-то сказали друг другу. И ещё. И ещё. И пусть он её возьмёт под руку в последний раз. И пусть проводит до дому в последний раз. Последний мост. Монету в воду. Последний раз прижать его руку к своему боку. Ещё немножечко.

А четверостишия всё тянутся и тянутся. 10-я часть. Посчитать? 111 четверостиший, и ещё не конец. Вот охота пуще неволи…

Уже за город вышли. На гору, последний раз. Дождь. И… вместе плачут.

И в каждом стихе бьёт “в лоб” непостигаемое сознанием обычного человека.

“…происходит нечто аналогичное созданной Шёнбергом в музыке додекафонии, пришедшей на смену тональному музыкальному письму <…> поскольку в поэзии Цветаевой <…> происходит отказ от языка как предсказуемого строя <…> [отказ] посредством звука и ритма” (Кети Чухров http://magazines.russ.ru/nlo/2004/69/chu4-pr.html).

С ритмом – ясно. А что ещё?

Отказ от предикации.

Беспутная, таборная (артистическая, богемная, наверно, где все живут почти со всеми, и некоторые – даже не считаясь с полом партнёра) жизнь, видно, осточертела ему, и герой решил порвать с лирической героиней, хоть ему и больно. И в таком настроении пришёл на свидание. Она почувствовала – по преувеличенности каждой его реакции. Слишком педантичен со временем прихода на свидание, слишком низко поклонился, слишком мёртво поцеловал, слишком взвыл от того, что кто-то спешащий въехал ему локтем в бок.

Предикат – свойство. Сказать бы о нём прилагательным… - Нет. Обиняками: “То, что вчера - по пояс”

Ещё:

 

Окно под самой крышею.

— “Не от одной зари

Горящее?”

Нет, чтоб сказать: светящееся окно.

Зачем это? – Чтоб сбить со смысла.

“Образование события смысла у Цветаевой происходит посредством экстрасемантических средств: ритма, звука, фонематической игры, акцентов, просодического извива слова” (Кети Чухров, там же).

Описываемое ТАК страшно, что красиво (а прежде описывали красиво) описывать больше нельзя. А если описать как-то невероятно – то и страх победишь, - будет очарованность, - ибо это будет уже в другой вселенной.

Как в анекдоте: муж застукал жену с любовником; а жена мужу говорит: не верь глазам своим, верь моей любви к тебе. Что ему думать? Что она его, будучи с другим, воображала?

 

Мчащийся простолюдин

Локтем - в бок.

Преувеличенно нуден

Взвыл гудок.

Взвыл, как собака взвизгнул,

Длился, злясь.

(Преувеличенность жизни

В смертный час.)

Так “Взвыл”, “взвизгнул” или “Длился”? – Что-то ж одно должно быть? Простолюдин на велосипеде, наверно, стукнул, соприкоснулся, но зачем гудеть? Поздно ж – после столкновения? Гудят же – перед. Или первое “Взвыл”, когда случилось? – Не понятно.

Глаголы – не имеют временно`й ценности: не совершается переход от одного объекта к другому. “Локтем - в бок” въехал всё же или нет, только погрозил, что въедет?

 

Не довспомнивши, не допонявши,

Точно с праздника уведены...

- Наша улица! - Уже не наша...

- Сколько раз по ней!..- Уже не мы...

- Завтра с западу встанет солнце!

- С Иеговой порвет Давид!

- Что мы делаем? - Расстаемся.

- Ничего мне не говорит

Сверхбессмысленнейшее слово:

Расстаемся. - Один из ста?

Как может “Завтра” “С Иеговой порвет Давид”?! Давид, извиняюсь, жил сколько тысяч лет назад? Как может – кто?! – Давид! – когда бы то ни было порвать с Иеговой?! – Это абсурд. Нет такого будущего у Давида в прошлом. Глагол – не имеет временно`й ценности. Сверхбессмысленнейшее слово.

А в чём тогда смысл? – В по-старинному писавшемся “разстаёмся”? Раз-сто? “Один из ста”?

Неожиданное разбиение на вдруг осмыслившиеся слоги. Так и понимаешь, вдруг, как-то всем существом, что эти люди расстаются, ещё любя. Или как? Какое тут время применять надо, если расстаются всё же из-за конца любви?

 

Мысленно: милый, милый.

— Час? Седьмой.

В кинематограф, или? —

Взрыв: Домой!

2

Братство таборное, —

Вот куда вело!

Громом на голову,

Саблей наголо!

Всеми ужасами

Слов, которых ждем,

Домом рушащимся —

Слово: дом.

--------------------------------

Заблудшего баловня

Вопль: домой!

Дитя годовалое:

"Дай" и "мой"!

Мой брат по беспутству,

Мой зноб и зной,

Так из дому рвутся,

Как ты — домой!

Опять: “домой” = “Дай” + “мой”.

- Неожиданно?

- Да. Но насколько неожиданно, настолько и как-то по-особому “понятно”: сверхбессмысленнейше – расставаться.

В русском языке нет времени перфектного, то есть такого, которое сообщает “одновременно и о событии в прошлом, и о положении дел в настоящем <…> тогда как все [времена] характеризуют ситуацию только в каком-нибудь одном плане: либо в прошлом, либо в настоящем” (http://krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/PERFEKT.html).

Не так у Цветаевой.

“Употребление форм прошедшего времени глагола быть в поэзии М. Цветаевой вскрывает противоречие между бытием и небытием” (Зубова. Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект. Л. 1989. С. 220).

 

Пресловутая ересь вздорная

Именуемая душа.

Христианская немочь бледная!

Пар! Припарками обложить!

Да ее никогда и не было!

Было тело, хотело жить,

Жить не хочет.

Поэма написана от первого лица, живым персонажем, “я”-рассказчиком. То есть, с телом. “Было тело” и есть сейчас, поскольку персонаж не умер. Перфектность, - контекстная, как и полагается в русском языке, - чувствуется. То же и с душой, которой “не было” и нет сейчас нет. Но от соединения контекстов то, что ощущается в контекстах низшего, так сказать, порядка превращается в русское пропадание перфектности времени. Что было, то сплыло, того больше нет. А в то же время всё каким-то образом и наоборот. И бытие, и небытие… По-русски, не по-русски… - Каша. Мо`рок. – Что и требуется внушать своим читателям сверхчеловеку, супервуменше.

Всё это средства-в-лоб применяет Цветаева. Как когда-то романтики для выражения невыразимого, сверхценности своей души – в пику злой действительности – применяли, например, ауры слов, непервые их значения. Только это “в лоб” – это “в лоб” подсознанию. Не сознанию. Я из-за этого, бывало, аж сомневался, как же можно эти произведения числить художественными, то есть – произведениями идеологического искусства (воздействующими на подсознание читателя через сознание – противочувствиями от противоречивых элементов произведения). Они ж, - “в лоб”, - мол, есть произведения прикладного искусства, воздействующего более просто, заражением, внушением (усыплением – колыбельная при баюкании, усилением чувства, например, горя - плакальщицы).

Но теперь я успокаиваю себя: Цветаева хотя бы 209 четырёх и двухстрочных стихов применила для… разрыва любовников. Чем не противоречие сюжета фабуле. Одно это уже что-то говорит, какой это был разрыв.

Так что с догмой всё в порядке. И сеанс гипноза, например, (тоже обращение гипнотизёра “в лоб” к подсознанию пациента) не становится от такого обращения художественным деянием. А поэма Цветаевой – художественное. Но не из-за множества элементов прямого обращения “в лоб” к подсознанию своего читателя. Вряд ли расчётливого обращения. Скорее – тоже в изрядной мере подсознательного. От подсознания к подсознанию…

 

Ко дню рождения С. Г. посвящается.

14 октября 2011 г.

Натания. Израиль.

На главную
страницу сайта
Откликнуться
(art-otkrytie@yandex.ru)