Буйда. Новый Дон Жуан. Все проплывающие. Художественный смысл.

Художественный смысл – место на Синусоиде идеалов

С. Воложин

Буйда. Новый Дон Жуан. Все проплывающие

Художественный смысл

Буйда ПРОТИВ эпохи Потребления, которой как раз и свойственна эротизация жизни. Как, может, ПРОТИВ и чересчур традиционализма, в другую сторону искривлённого. А – средненькое ему давай.

 

Буйда

 

Байда, вздор, бредятина, галиматья, бредни, бред, белиберда, бодяга, ахинея…

Словарь синонимов.

Удивительно живо мне описала одна женщина своё удивление и восхищение Выготским, резко и определённо сказавшим, что новорожденный не имеет души, а всё для её устройства в себе находит в общении со взрослыми, общающимися между собой и с ним. Табула раса… чистый лист.

Вот бы она удивилась, что то же относится и ко всем животным. Что не зря Библия животных считает обладателями душ. Что животные наполняют свои души условными рефлексами (приобретёнными при жизни устойчивыми связями между нейронами), которые отражают причинность и логичность мира, и рациональность душ животных. И что есть не только условные рефлексы, но и ультрапарадоксальные. Например, если собака, стоя в исследовательском станке, кушает и увидит в соседнем станке другую собаку, которая зачешется, то первая собака кушать перестанет и тоже зачешется. И что на воле у собак такое редко встречается, а у человекообразных обезьян – часто. Из-за имитативности приматов. Вот бы удивилась та женщина, что только чесание вызывает ультрапарадоксальный рефлекс при кушании. Потому что это у собак взаимоисключающие действия. Для чесания нужна лапа, нужная для устойчивости при кушании. Так что одно из двух можно делать: или чесаться, или кушать. Вот удивилась бы та женщина, что приматы научились использовать ультрапарадоксальные рефлексы для введения в ступор состадника. Что из-за мутации внушаемость у некоторых увеличилась. И детей этих некоторых состадники стали заставлять поедать, совместно, в тугое время, стада ради. И что вторая мутация у внушаемых создала торможение и условных, и ультрапарадоксальных рефлексов – с помощью возбуждения одного места в мозгу (названного речевым центром, хоть условно-рефлекторное научение коммуникативной речи есть у всех животных). Но коммуникативная речь привязана к ситуации, а у нового существа – новая связь не привязана. Связь противоположного. От чего животные получают невроз и погибают в итоге (и что редко случается), а новое существо, наоборот, стало царствовать на планете. И назвало себя человеком. И всего этого Выготский не знал. И спутал животных с человеком. А женщина удивилась, этого ляпа не заметив.

А его и легко не заметить. Люди огромную долю ежедневной жизни ведут себя рационально, как животные. Ради пользы. И редко когда поступают специфически, как люди – против пользы. Первое состояние имеет и ценностное название – мещанство. На него опираются и все установившиеся общественные устройства. Теперь – капитализм.

И есть бунтари. Бунтари ради общества и бунтари ради себя. Радикалы – оба сорта. Первые – ради рая на земле, ради Добра. Вторые – ради чего-то не на земле. Правда, и не на небе (такие не религиозны теперь). - А где? – В каком-то иномирье. Красиво это называлось до недавнего времени: над Добром и Злом. А по-учёному – ницшеанством.

Ницшеанцу приятна апричинность. Он враг рациональности. Он любит, можно сказать, смерть. Такие более распространены в эпохи поражения радикалов-ради-Добра. В такую, как сейчас, как раз.

Но у ницшеанцев есть склонность на практике сковыриваться с вершины своего идеала, иномирия. – Куда? – В этот мир. И тогда такие супермены становятся недоницшеанцами. Не сковырнувшийся таких презирает, как и мещан. Смеётся над ними. (Почему и назвал Чехов некоторые свои пьесы комедиями, а обычные люди недоумевают до сих пор: почему?!)

Буйда в рассказе “Новый Дон Жуан” (2014) не смеётся (на первый взгляд, как оказалось). Пытается сконструировать такого живущим и на земле, и как бы не на земле.

Когда религия была не просто в моде, но и в силе, старый Дон Жуан мог рационально наслаждаться жизнью, например, красотками. Иномирие он при этом ощущал как вызов нравственности-Богу (и Его проявлениям – Командору, например).

А что делать, когда религия лишь модное поветрие, когда истинной веры нет?

Ницше совершенно свободное (от Добра и Зла) художественное творчество (в нём же подсознательное проявляет себя) считал приближением к иномирию. Условность.

Слабо в пикировке с недоницшеанцем? Всего лишь условность…

"Он [Жорж, товарищ главного героя, Сержа] сравнивал поэта с духовным Дон Жуаном, актёром, который одновременно играет роль соблазнителя, любовника, который мысленно воображает нагое тело женщины, её движения в постели и её негу, ласкает её, обладает ею, без её ведома и даже в присутствии её супруга”.

Слабо – условность.

""Ну а уж если духовные упражнения in voluptate psychologica [в психологии наслаждения] кажутся физически недостаточными, ограничьте себя – сознательно ограничьте – дурнушками, а ещё лучше калеками, – заключал Жорж с неподражаемой своей ухмылкой. – Это как раз тот случай, когда физическое деяние становится духовным подвигом”.”

Это – насмешка над радикалами-ради-Добра.

Жорж по сюжету через строчку умер. И Серж, желая духовно изничтожать других недругов, недоницшеанцев, модернизировал идею Жоржа: придумал убивать осчастливленных. Добро, мол, плюс Зло – это нечто новое по сравнению со старым пребыванием “над Добром и Злом”, срывающимся в недоницшеанство даже и будучи художником. Переиначивая выражение “святее папы римского”, получается: “похлеще Ницше” (если забыть, что Ницше всё же сошёл с ума в этой жизни, в этом мире, то есть как-то таки приобщался иномирию, пока жил так, что с ума сошёл).

Казалось бы, что надо сделать Буйде?

Чтоб Серж убил очередную осчастливленную калеку (и всех её домочадцев – не оставлять же свидетелей), уехал и "взял курс на северо-восток, рассчитывая пообедать в Лозанне”.

И это конец чтоб был.

Так конец-то такой, но в промежутке между убийством и концом, он успел мимоходом осчастливить ещё одну калеку, слепую (просто поцелуем), но не успел её убить, она сама – от счастья? – умерла ("У меня больное сердце”).

Пролетел Серж. В радикалы-ради-Добра.

Так что Буйда? Осмеял ницшеанство?

Не исключено.

И не только предфинальным сюжетным ходом, а и нарочитой выдуманностью, сквозящей повсюду.

"Мальчик рос довольно замкнутым, никогда не забывая о том, что он – бастард, незаконнорожденный, левый сын, лишённый титула и начальной буквы в фамилии, и эта буква мучила его больше, чем отсутствие права на “ваше сиятельство”. Он презирал мать…”.

Ну так уж из-за буквы?.. Ну так уж однозначно с матерью?..

Или, наоборот, эта неоднозначность его с соблазняемыми калеками… Вот с этой Валери:

"- Неужели обязательно убивать? Ведь ты всегда можешь просто уйти, а женщина – женщина смирится, что ж…

- Просто уйти… - Серж покачал головой. – Если можно просто уйти, тогда незачем и приходить…”

Он-де не скотина, он "ни разу не солгал, называя её красавицей и любимой, но при этом трахал её с таким неистовством, какое расходуют только на красавиц и любимых”.

Это "трахал” – не издевательство ли авторское над своим ницшеанцем?

Любовь зла – полюбишь и козла… Так имеются-то в виду душевные качества. А как же им проявиться, если общения не было. А было, что Серж издали рисовал Валери:

"…её лицо, скорее трагическое, чем некрасивое. Художник явно не пытался приукрасить образ Валери, более того, он проявил безжалостность, не упустив ни одной мучительной детали, подчёркивавшей её безобразие, но странным образом девушка на рисунке казалась не только беззащитной, но и трогательной, и обаятельной”.

Слова ж, не больше. Бумага всё вытерпит.

Автор же предоставляет своему герою завраться. Когда` тот познаёт прекрасность уродки? Когда её рису`ет, ещё не сойдясь, или непосредственно перед и уже в постели?

"Остались ещё женщины с кровоточащим сердцем… женщины с изъяном, как ты выразилась… Собственно, только они сегодня и имеют право называться настоящими женщинами. Они боятся считать себя женщинами, они презирают себя всей душой, и сама мысль о мужчине вызывает у них ужас… и если мужчина приходит к ним, то является из мира кровавых мечтаний, мучений и погибели… Только такие женщины и способны оценить падение, только они способны понять, чего на самом деле стоит любовь, какова её истинная цена… только они считают каждый миг близости последним, а значит, только им ведома красота жизни и цена бессмертия…”

Или продолжение (и опять заврался):

– Усмехнулся. – Они уродливы, но часто защищают свою девственность, как последние христиане – последнюю церковь на земле, а если сдаются сразу, то победителю приходится платить за это своей свободой…”.

Почему это: "если сразу”, то "платить свободой”? Скорее ж наоборот…

Ляп?

Но если – сознательный? То что он значит?

Не насмешка ль тут над своим героем-сверхчеловеком?

А это первое предложение… Длиною в целую страницу. Где Серж деловито расстреливает кучу народу, смывается, переодевается, уезжает, садится за столик под маркизой (тут я впервые узнаю, что это – козырёк от солнца над окном), выпивает, расплачивается и уходит, "не обращая внимания на дождь…”.

Ну да, это автор – в области сознания героя-ницшеанца, который не только на дождь не обращает внимания, а всё ему до лампочки. Но. Только ли это значит эта нарочитая длиннота? Ну да, тут ещё и насмешка героя над элегантной вульгарностью своей авантюрно-уголовной роли (упоминание героя насмешнического стихотворения Северянина и слов де Сада), - роли, популярной в презренной для героя мещанской публике. Но. Только ли это?

Всё такое жёванное-пережёванное. Сплошные штампы… "Дождавшись вечерних газет…” А герою ж ничто не интересно. – Нет. Нужно эту безотказную цивилизацию продемонстрировать. Или эту отменную старину: "громоздкое здание с десятком высоких труб на черепичных крышах…”. – Про`клятую ницшеанцем-героем сытую буржуазность… Или и автором про`клятую?..

Отсутствие сносок-переводов к иностранным фразам героев зачем? К французской… к латинской… Это пренебрежение и автора к своим русскоязычным читателям? Или только бывшего русского персонажа-аристократа? Бастарда ж… Или тут, наоборот, ненависть автора к противной вестернизации России при этой реставрации капитализма?

Лощёное такое чтиво-про-зло… Или стилизовано под этот лоск для насмешки?

Как это проверить?

Рассказ “Все проплывающие” (2011).

Тут – невероятная какая-то, с большой буквы Невинность.

"…от смущения — впервые в жизни ее нагие бедра увидел мужчина — смешалась и утратила дар речи”.

“Дважды в неделю, страшно смущаясь, Соня мыла мужа щеткой с мылом, после чего, вся пунцовая, надевала свежую сорочку с кружевами и укладывалась рядом”.

Это не познавшие друг друга муж и жена, прямо на свадьбе разлучённые друг с другом на 20 лет: подруга что-то такое сказала её мужу про неё, и тот впал в летаргический сон. А жена всё ждала и хранила ему верность.

Во эт-то традиционализм… Фан-тас-магория! Сказка. Иножизнь в яви… Со счастливым** концом, который почему-то не чувствуется счастливым.

"— Соня, — тихо позвал он.

Женщина подняла голову. На ней было белое свадебное платье, на голове — веночек из тюлевых цветов. Она смутно, словно во сне, улыбалась. Дышалось трудно, но сердце вдруг перестало болеть, как перед смертью. Люди в белых одеждах беззаботно улыбались, напоенный светом воздух мерцал и дрожал над Канале Гранде, над Преголей, над всеми проплывающими, к бессмертному сонму которых наконец причастилась и бедная Соня…”.

Люди в белых одеждах – это из рассказа бабушки про Венецию, в которой она была с барыней. То есть ещё до революции и до Первой мировой войны. Там, в Венеции – мещанский идеал, рай земной, "веселые беззаботные люди в белых платьях и белых воздушных шляпах”. Соня, наконец, дождалась своего счастья, а жизнь прошла.

Плохо или хорошо устроено на земле? Перед нами ж – видение всего: "напоенный светом воздух мерцал”, а несколькими строчками выше (и раньше несколькими минутами во времени повествования): "Было заполночь”. А белых ночей на Преголе не бывает. И это "как перед смертью”, и "к бессмертному"… - Жизнь почти прошла, и это непростительно. Ибо получается, что "ждать и жить — одно и то же”. – Нет счастья в этой жизни.

Но и нечего стремиться в иномирие. Хватит малого – сколько осталось. Не надо заноситься в те венеции.

Два с половиной раза повторена картина сытого-пресытого идеала:

"…света, струившегося в прохладе венецианского дня, когда стены домов сверкают золотой слизью, пахнет речной гнилью и дамскими духами, люди в белом беззаботно смеются, когда вода пылает ртутью и апельсином…”.

А слизь – все четыре раза повторена.

Не надо следовать за эпохой Потребления***. Но не как ницшеанец.

А как кто?

Ну как не вспомнить "каждому по разумным потребностям”.

И ведь не входит в противоречие с насмешкой над новым Дон Жуаном.

Раскрыл я намёк Буйды… Плохо, да? Надо было, чтоб вы сами догадались?

Или плохо, что я Буйде прокоммунизм припаял?*

17 ноября 2014 г.

Натания. Израиль.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/254.html#254

* - Это уход от действительности в почти-мистику, в ИНОМИРИЕ, как вы любите говорить. Но нет НИКАКОЙ (не то что коммунистической) идеологии, а есть желание спрятаться в своих фантазиях, в воображаемом пространстве, в не-жизни. Или вне жизни.

- Так, если “в лоб” понимать. Даже процитировать можно: "заполночь… напоенный светом воздух мерцал и дрожал”. Или: "над Канале Гранде, над Преголей”.

Но разве нет тут грусти?

Не той торжественной от соприкосновения с иномирием ницшеанской любви к смерти, а простой грусти обычных людей из-за смерти, из-за того, что нет счастья в жизни?

Есть она – простая грусть от эскапизма, бегства из действительности.

Так раз есть грусть, то что такое хорошо тогда?

Вот тот самый прокоммунизм и есть хорошо. Рай на земле, рай непритязательных и потому не пресыщающихся в принципе. О нём всё человечество неизбывно мечтает всегда в глубине души.

18.11.2014.

**- Соня ж умерла!

- Это автор траурной грусти нагнал из-за такой плохой жизни, а не из-за трагической.

Надо исходить из даты создания произведения и места его создания. – Россия и 2011 год. А если во всеземном масштабе: война цивилизаций. Американский либеральный глобализм и традиционализм. Цивилизационные войны: горячие, экономические и информационные. Китай, Индия, Россия, Запад – чья возьмёт? Россия не знает, ради чего жить. Национальной идеи нет. Общество расколото на западников (прогрессистов) и традиционалистов, как и сто, и двести лет назад. И – по страстности своей ментальной – только недавно сверхмодного на Западе постмодернизма (пофигизма) чурается. При пофигизме всё всё равно. А у Буйды – грусть (аж Соню умершей, кого ни спроси, считают). То есть, есть что-то в идеале, раз по чему-то – грусть.

По чему ж она – грусть?

"ждать и жить — одно и то же” - это образ лжесоциализма, общества хронического дефицита, из-за, мол, военной угрозы.

При такой же ответной военной угрозе Запад стал материальной противоположностью в эпоху Массового Потребления.

До неё, до Первой мировой войны, была эпоха потребления для богатых. Для барыни, по Буйде. Не для её служанки, которая "Большую… часть времени… проводила в кухне да гардеробной”. И её глазами Венеция, эта символическая вершина полюса потребления, противоречива: "золотой”, но "слизью”; "духами”, но "гнилью”; "апельсином”, но "ртутью”. Традиционализм Мишиной бабушки стихийно сопротивляется потребительству. (А по-нынешнему – никогда не умирающий традиционализм стихийно сопротивляется неограниченному прогрессу.) В обществе же хронического дефицита совковое воображение Венецию (вообще Запад) лишило отрицательных черт: "Люди в белых одеждах беззаботно улыбались, напоенный светом воздух мерцал и дрожал над Канале Гранде”, - это из видения Сони в финале. (И то же случилось в бедном обществе и после реставрации капитализма в СССР: эмиграция на Запад, отворачивание Украины от России.)

Буйде грустно. И это заблуждение людское… И эта жизнь их несчастная при лжесоциализме… И сам незаблуждающийся достаток, осложнённый "крепким потом… гондольеров” (образ белки в колесе, гонящейся за успехом в обществе, молящемся на неограниченный прогресс). – Всё плохо: и лжесоциализм (в России теперь добром вспоминают аж Сталина), и капитализм (в котором в России тоже разочаровались).

Есть из-за чего притушить грустью факт Мишиного пробуждения.

А что ж хорошее мыслимо противопоставить этим общественным строям: бывшему и настоящему?

Да будущий строй! Что-то традиционалистское. С супружеской верностью. Неприхотливое органически и потому не тянущееся к лучшему, а не от его недостижимости.

Но это ж теперь так стеснительно заявлять… Да и вряд ли, что такая чёткость до сознания самого Буйды доходит. – Вот он и использует мифопоэзию. Что-то вроде сказки о спящей царевне. Плюс всячески у себя печаля счастливый конец той сказки.

7.12.2014

***- Никакое тут не против эпохи Потребления. Тут иносказание про то, что частенько мужчина доживает до пятидесяти лет и не задумывается над вопросом: что надо делать для того, чтобы удовлетворить женщину в интимном отношении. Для того и эти еженощные "она облачалась в белое свадебное платье и отправлялась…” и далее некая её активность в лодке-кровати. Для того эти "тихонько поскрипывали”. Для того лишь абстракция, "что, если она призвана к иной жизни”, а именно, чтоб "Загорелые речники” НЕ "покачивали головами и чмокали, глядя снизу вверх на ее полные розовые коленки”, а чтоб раздвигали эти коленки, дождавшись своей очереди. Для того сожаление всего лишь умственности приятия плюсов с минусами развратной и красивой Венеции. Для того сверхтихое "Но” ("Но в последний миг она вдруг расплакалась”), т.е. осуждение верности Мише (отказа Николаю Семёновичу, с которым она "задрожала”).

- Так, по-моему, как раз Буйда ПРОТИВ эпохи Потребления, которой как раз и свойственна эротизация жизни. Как, может, ПРОТИВ и чересчур традиционализма, в другую сторону искривлённого. А – средненькое ему давай.

10.12.2014

На главную
страницу сайта
Откликнуться
(art-otkrytie@yandex.ru)