Гвозди в характере – так назвал меня начальник отдела, возможно, за то, что я не уволился, когда – во исполнение поручения областного куратора КГБ по нашему НИИ – меня велели начальству уволить по собственному желанию, начальство мне сделало плохую жизнь, а я не уволился и продолжил поступать по леводиссидентски. А потом наступила перестройка, поручение от КГБ стало выполнять не обязательно, мне через 9 лет, наконец, повысили зарплату. Для чего приглашён я был в кабинет для подписания соответствующего приказа. А я опять учудил – подписал не глядя. За что и заработал ту характеристику. – Неприятный человек. Нет, чтоб поступать, как все…

Я прочёл слова:

вот об этой картине,

и подумал: проверить, что ли? – На моём экране – 265х340 мм. Это 1,3х1,66. Верно-то верно, но золотое сечение – 3х5, а тут – 265·5:340 = 3,89, а не 3.

Но насчёт гармонии Александров оказался прав. Брейгель – художник барокко. А того краткая идейная формула – соединение несоединимого. Высокого и низкого. Что и есть гармония. Что я и выявил тут, заметив элементарное: ни один персонаж (ни люди, ни собаки, ни птицы) не видят потрясающей грандиозности скал вдали. А сверхтонкое (по уверениям знатоков техники живописи и если поверить, что она осознаваемо чувствуется знающим все техники) – это что белый грунт просвечивается сквозь очень тонкие красочные слои, так что светится вся картина, даже в тёмных силуэтах. (На репродукциях это не чувствуется, но я готов поверить, ибо чем, как не соединением несоединимого оказывается и этот нюанс.)

Как вы могли заметить, я оперирую “текстовыми” противоречиями и их как бы геометрической суммой, итогом.

Александров тоже чует итог, но он не владеет методом его получения из противоречий. Поэтому его тянет к образности: одно выражает другое. Золотое сечение → гармония. Или:

Хоть чаша – это выдумка. Слева сзади только возможность, что там тоже есть такие же высокие горы, как справа вдали. Но что, если холм, с которого спускаются охотники – это всего лишь предгорье? И тогда оттуда нет защищённости. Впечатление, да, есть. Из-за такого же, как дальние горы, пикоообразного подъёма крыши слева. Но вряд ли защищённость есть образ гармонии.

И потом почему это те скалы вдали – невысокие? Вполне высокие. По крайней мере кажутся такими, так как они пикообразные. Такими острыми бывают пики очень высоких гор.

Впрочем, противоречивость Александрова одолевает, и он замечает, что пруды под каток зачищены геометрично, а всё остальное (дома, деревья) расположены хаотично. Правда, всё он оценивает вписанностью в природу, что есть позитив. А позитив у него равнозначен гармонии, как заявленной первою. Тогда как на самом деле гармония это позитив плюс негатив. Порядок плюс Свобода.

Но этого Александров не знает. И его тянет к системе образов:

А иерархия – это Порядок. Значит – хорошо.

"Причем, иерархия-то небесная (клин треугольника идет сверху вниз)”. А верх – это тоже хорошо. А хорошо – понимай – есть гармония.

Полная каша понятийная. Но спасет восторженный тон.

Голость деревьев у него ассоциируется с геометризмом, а тот – с законом, и далее – с Порядком. Что-де хорошо. Тогда как на самом деле голость стоящих деревьев сталкивается с укрытостью снегом лежащей земли, что в итоге даёт-таки гармонию, но как совершенно оригинальное “хорошо”, равное “хорошо” Порядка, “хорошо” Свободы.

А Александрова тянет восторгаться абы чем.

А неправда. Это ж по смыслу противоречит заявленному ранее "как бы в ладонях”. Не противоречит только всё та же восторженность. Что бы ни говорить, лишь бы с восторгом и – пройдёт. Да? – А это плохо. Это называется заниматься внушением. То, что внушается, что Брейгель – велик, не противоречит тому, что он действительно велик. Но действительное его величие в том, что он выразил дух времени. А дух этот был усталость от того, что уже десятки лет идёт кровопролитная война Реформации против Контррефоомации, и идёт она из-за каких-то оторванных от жизни принципов. И это – плохо. И хорошо, что этому противопоставляется соединение противоположностей. А не то, что "мы домысливаем” что-то далёкое, такое же безусловно хорошее, как и высокое, как иерархия, как порядок. – Нет. Домысливание одностороннее ("что дорога приведет в такие же”) есть плохо, как и принципиальность религиозных догм каждой воюющей стороны.

Из-за восторженного говорения ради восторженного говорения получаются ляпы. Только написал Александров, что "дорога приведет в такие же, и другие поселения”, а через строчку это забыто и "…охотники и их собаки входят в жилое пространство из дикого внешнего мира (леса), а воз едет за пределы этого жилого пространства”.

А зачем везти дрова туда, где никто не живёт? – Просто в картине нет этого противопоставления движений. Есть бытовая обусловленность ВСЕХ движений. Смотрения вниз всех. И это противопоставлено вздыманию гор – вверх. Принципов. Религиозных.

Об одном из двух противостоящих принципов, Реформации, говорит и Александров. Но как?! – Грубой натяжкой. Он проводит прямую линию по склону холма, что слева на третьем плане, и она упирается в кирху. Он обрезал картину так, чтоб слева эта прямая была около левого верхнего угла нового, им сделанного кадра. Сделано это для того, чтоб получить характерную точку для второй прямой, упирающейся в кирху же. Это левый нижний угол картины.

Сделав такой передёрг Александров пишет:

А на самом деле я, прочитав о кирхе, принялся её искать на более чёткой репродукции и еле-еле смог её найти. Что и соответствует “фэ” Брейгеля принципам, что Реформации, что Контрреформации.

Подобную манипуляцию с прямыми он осуществляет по отношению к линии гор справа на заднем плане и к линии обрыва на переднем плане. И пишет:

Вообще-то – не упирается. Надо опять схалтурить, чтоб упёрся. Надо для одной точки прямой взять правый нижний угол картины и коснуться прямою дугообразной линии обрыва переднего плана. Тогда макушки пламени коснётся-таки.

И тогда:

То же, что моё соединение несоединимого. Но. Смухлёванное.

Или вот:

Птица-то летит совсем безотносительно к кирхе. Но Александров может притянуть всё ко всему: на вопрос "куда”, он, вопреки грамматике, отвечает: "над осью храма”.

Впечатление, что Александров загипнотизирован тем, что имя Брейгеля гремит века, вот он и взялся на свой лад восхищаться, чем ни попадя, по поводу Брейгеля.

Впрочем, есть плюс в его ошибках. Он не абы кто, а доктор философских наук. Его звание и ошибки наглядно демонстрируют некую беду.

Якимович-то дал “формулу” барокко ещё 45 лет назад: соединение несоединимого. Но она, видим, до сих пор не усвоена так твёрдо, как “формула”, скажем, Возрождения. То есть есть какой-то шанс быть правым мне со своей идеей-фикс, что художественно только то, что несёт следы подсознательного идеала, усваиваемого подсознанием восприемников. Иначе: мы-то чуем, не понятно, как, что Брейгель – это ого что. А в чём это ого, не можем выразить. Так не исключено, что 450 лет назад сам Брейгель тоже не знал (сознанию его не было дано), что он хочет сказать зрителям. Вот его незнание и корреспондирует с теперешней путаницей в словах доктора философских наук.

Впервые опубликовано по адресу

http://newlit.ru/~hudozhestvenniy_smysl/6290.html