Блок. Черная кровь.
Художественный смысл.

И для начала я займусь – для освоения - таким неблагородным делом, как пересказ гипотез Аллы Марченко (http://www.akhmatova.org/articles/marchenko.htm), похоже, последней обозревшей тему. Неблагородно мое дело вдвойне, потому что перескажу в стиле vulgar.

И вот тут я хочу вступить.

Поэтому, чтоб там между ними ни случилось 25 ноября 1913 года, итогом могло быть со стороны Блока только "не тронь меня".

И я не согласен с Аллой Марченко, что Блок “воспринимал ее как красивую женщину, которая, притягивая, не притягивала достаточно сильно, а вовсе не как "крупного поэта"”.

Я не согласен и с ее интерпретацией письменной оценки “Четок” Блоком – мол, это не его мать так оценила сборник “Четки”, а сам Блок, раз мать аргументировала не стихами из “Четок” ахматовскую влюбленность в поэта, а стихами более ранними.

“Я все жду, когда Саша встретит и полюбит женщину тревожную и глубокую, а стало быть, и нежную... И есть такая молодая поэтесса, Анна Ахматова, которая к нему протягивает руки и была бы готова его любить. Он от нее отвертывается, хотя она красивая и талантливая, но печальная. А он этого не любит. Одно из ее стихотворений я Вам хотела бы написать, да помню только две строки первых:

Вот можете судить, какой склон души у этой юной и несчастной девушки. У нее уже есть, впрочем, ребенок. А Саша опять полюбил Кармен”.

“26 марта 1914. (Петербург)

Вчера я получил Вашу книгу [“Четки”], только разрезал ее и отнес Моей матери. А в доме у нее - болезнь, и вообще тяжело; сегодня утром моя мать взяла книгу и читала не отрываясь: говорит, что не только хорошие стихи, а по-человечески, по-женски - подлинно.

Р. S. Оба раза, когда Вы звонили, меня действительно не было дома”.

“Заподозрить прямодушного Блока в дипломатической увертке как-то неловко, и тем не менее... отзыв, приписанный матери: "не только хорошие стихи, а по-человечески, по-женски подлинно", - на самом деле - личное мнение Блока, точнее, его первое, беглым взглядом зафиксированное впечатление (разрезать тонюсенькую, в 52 лирические пьесы, поэтическую книгу и сделать это аккуратно, а Блок был аккуратист, не "сфотографировав" в краткий миг ее образ, профессионалу невозможно, и захочешь - не получится)”.

“Е. Ю. Кузьмина-Караваева в своих воспоминаниях “Встречи с Блоком” описала такой эпизод: “Помню, как первый раз читала стихи Анна Ахматова. Вячеслав Иванов предложил устроить суд над ее стихами. Он хотел, чтобы Блок был прокурором, а он, Иванов, адвокатом. Блок отказался... Тогда уж об одном, кратко выраженном мнении стал он просить Блока. Блок покраснел... и сказал: “Она пишет стихи как бы перед мужчиной, а надо писать как бы перед Богом” (Труды по русской и славянской филологии. XI. Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 209. 1968. С. 259 — 260). Однако следует отметить, что А.А. Ахматова, по сведениям З. Г. Минц, читавшая воспоминания Е. Ю. Кузьминой-Караваевой, утверждала, что Блок на собрании у Вячеслава Иванова не говорил о ней тех обидных слов, которые приводятся во “Встречах с Блоком”. З. Г. Минц предполагает, что слова Блока об Ахматовой были произнесены им в доме писательницы А. В. Тырковой (там же. С. 263-264)” (http://brb.silverage.ru/zhslovo/sv/tsv/index.php?r=proza&id=9#0020 ).

“Д.Е. Максимов (“Поэзия и проза Ал. Блока”. Л. 1975, стр.515) передает утверждение Ахматовой, что Блок не говорил при ней этих обидных слов (“Он и не мог их произнести публично – он был хорошо воспитан”). Тем же исследователем высказана догадка, что эти слова могли быть высказаны в личном разговоре с мемуаристкой или, вернее, в доме А.В. Тырковой и, конечно, в отсутствии Ахматовой (стр. 515-516)” ((В. Н. Топоров. Ахматова и Блок.Berkeley, 1981, стр. 143).

Так если можно “предполагать” и “высказывать догадку”, то я предполагаю, что вообще не Блок это произнес. И высказываю догадку, что Кузьмина-Караваева выдумала это из тайной ревности. Блок мог понять, что если большинство пишет как бы перед Богом, то Ахматова – как бы перед Демоном.

На той же странице своей книги Топоров пишет: “Выделение Блоком Ахматовой <…> на особое место среди других акмеистов <…>, возможно, отразилось – как отголосок разговора Блока с Пястом – в рецензии последнего на “Четки”…” А Пяст и Ахматову, и ее “Четки” очень ценил.

В доказательство своей гипотезы, как Блок понимал поэтессу, я приведу миниразбор его первого стихотворения из цикла “Черная кровь”. Тот цикл, намекает очень авторитетный ученый, связан с Ахматовой (В. Н. Топоров. Ахматова и Блок.Berkeley, 1981, стр. 81, 144-145).

Меня поразила в этом стихотворении нестыковка строки: “Мать запрещает тебе подходить” - со словами матери Блока, написанными почти через три месяца позже (и процитированными выше):

Кармен там это Дельмас, так упомянутая Топоровым: “цикл стихотворений “Черная кровь”… большая часть стихотворений написана в конце декабря-января [1913-1914 гг.], т.е. непосредственно перед созданием цикла “Кармен”… и романом с Л.А. Дельмас и непосредственно после посещения поэта Ахматовой и обмена посвященными друг другу стихотворениями”. Дельмас, исполнительница роли Кармен, <<преисполненная радостью бытия>>, радостью, говорившей о <<бушевавшей в ней … "буре цыганских страстей">> или проще - про <<что-то такое простое, чего нельзя объяснить>> (http://www.peoples.ru/love/block-delmas/).

А для Блока, судя по стихотворению, понятому “в лоб” – наоборот.

Но! Все-таки шесть предшествующих и противоположных по смыслу двустиший тоже чего-то стоят. Уравновешивают отказ.

Тут не рационалистическое предвидение невозможности удовлетворить демоницу. Разве безумие взаимной любви не дало б ожидаемой ею, как ницшеанкой, исключительности их чувства, заключавшемуся, скажем, в утонченности его? Вы посмотрите, эта утонченность уже присутствует в одних только взглядах их друг на друга, даже в несмотрении. Тут не предвидение невозможности.

Тут не одно и не другое. Тут – третье, нецитируемое. ТАКАЯ любовь потребует отдать исключительности само творчество поэта. А Блока тянет не к исключительности, тянет не во имя собственных переживаний творить. Он – да - человек-эпоха. Но не эпоха вспыхнувшей в России после поражения социальной революции революции сексуальной. Нет! Дело шло к следующему, еще более мощному социальному потрясению: мировой войне и целой серии социальных революций. И Блока тянет быть их чувствилищем.