Красиво жить не запретишь, - эту поговорку я впервые услышал в перестройку, а потом и часто стал её слышать. От сослуживцев-инженеров, собирающихся от инженерства, не только не дающего возможности красиво жить, но и вообще жить, переходить к какому-никакому предпринимательству. Подстёгивали себя парни, понимая, что надо менять систему ценностей, и то, что было низким, начинать считать высоким, и наоборот. Путь к капитализму был путь к низменному.

И это отразилось вот в таком лице в фильме Ашкенази “Криминальный талант” (1988).

Брр, правда?

Это лицо танцовщицы варьете, нанявшегося выступать в неком ресторане. А в ресторан же зачастую ходили кадрить: мужчины – женщин, женщины – мужчин. Я, например, до женитьбы почти только затем туда и ходил. Ну и низменное ж должно быть обрамлено красивым. – Пожалуйста: музыка, под которую танцуют подраздетые танцовщицы – фонограмма песни “I've Seen That Face Before [я видел лицо перед лицом]” в исполнении Грейс Джонс. Нечто райское. И фальшивое, раз ТАКОЕ лицо предваряет такую мелодию. Как факт. Похожая, “I Just Called to Say I Love You [Я просто позвонил, чтобы сказать: Я тебя люблю]”, звучит в адском цехе, где работает валяльщицей героиня фильма, ставшая проституткой и воровкой.

Год выхода фильма – 1988-й. Прощание с лжесоциализмом. И потому “лже”, что мыслим такой цех в конце ХХ века в самой социально передовой-де стране мира. Цех оправдывает порыв вон из этого строя. Но. Куда? – В ещё худший! Только тем и лучший, что лжи уже не будет.

“Люди, поймите, куда вас несёт!” - как бы шепчет фильм зрителям, в массе своей таким же легкомысленным, как и героиня, которой красиво жить не запретишь.

Отпущенная следователем под подписку о невыезде, она, надразнив его, через окно, после ухода, что он-де дурак, поверил в хорошее в человеке, - она уходит под эту блаженную музыку “I Just Called to Say I Love You”, зовущую жить красиво в капитализме. И неизвестно, вернётся она завтра в милицию с пятьюстами украденными рублями, чтоб получить, возможно, условный срок за кражу, или сбежит из города. – Неизвестно. Так было тогда, в 1988 году… Или уже известно? Что не вернётся. Что легкомыслие победит. И – из нашего далёка видно – что ввергнем мы сами себя…

Ух.

Поздно было в 88-м году звать к высокому. Мы, колеблясь, как и героиня в последних кадрах фильма, отдали инициативу тем, кому красиво жить не запретишь.

Было, правда, и предательство верхов. Но и низы хороши. Нечего на себя обелять.

Такой я, например, к тому времени уже всё знал. Я спросил письмом у Горбачёва, не к реставрации ль капитализма он нас ведёт (надёжно спросил; письмом; с проводницей передав письмо родственникам в Москве, а те вбросили его в ящик на Старой площади). И Горбачёв таким, как я, ответил – намёком, правда – в газете, что да, к реставрации.

Глубочайшая образность.

А я её, несчастный, подверг в последнее время остракизму. За то, что нет тут ещё более глубоко скрытого смысла. Ещё более скрытого. Раз нет, то нет загадки. Нет того подсознательного, что мучило автора. Я же обязался только подсознательное открывать. И кто подсознательное не выражает, тот создаёт-де искусство второго сорта.

М-да. Сомневаюсь я.

Или всё же держаться и считать, что данная статья вообще-то имеет мало прав присутствовать на моём просветительском литературо-искусствоведческом сайте. Просто погладил меня по шерсти Ашкенази – я и размяк: написал.