Арефьев. Прометей прикованный. Прокруст. Художественный смысл.

Художественный смысл – место на Синусоиде идеалов

С. Воложин.

Арефьев. Прометей прикованный. Прокруст.

Художественный смысл.

Экспрессионистский крик: “Коммунистическая перспектива! Зачем ты нас оставила?!”

 

Меня самого иной раз смущает моё просветительство

Благо, формализм свирепствует, и я как-то подпитываюсь энергией ненависти к нему.

Ну вот смотрите, что несут формалисты на вот такую душепротивность.

Арефьев. Прометей прикованный. 1963.

Арефьев. Прокруст. 1960-е годы. Холст, масло.

"Для Арефьева Эрмитаж не был школой мастерства. Ленинградский художник учился здесь энергии искусства, динамике формы, весомости жеста. Неслучайно античность в исполнении Арефьева совсем не похожа на винкельмановскую аполлоническую — его “Прометеи” и “Прокруст” гораздо ближе дионисийскому античному духу Ницше” (Соколов).

Слова-то какие шикарные: "энергии искусства, динамике формы, весомости жеста… дионисийскому античному духу Ницше”.

Что дионисийский дух – это дух убийства греками бога в виде козла в первый день праздника-оргии, - об этом как-то молчат… Что это – дух вседозволенности и аморальности – тоже.

Особое зло берёт, что Ницше тут не при чём, ибо тот – индивидуалист, а экспрессионизм Арефьева происходит из коллективизма. Безусловно, подсознательного характера, ибо то гиганстское, что я могу выудить для обоснования такого крайнего корёжения натуры, происходит не просто от “фэ” послевоенной действительности:

"…был выстрадан самой жизнью, её дремучим, бедным, полным лишений бытом, людьми, пережившими страшную войну, голод, блокаду. После войны – нищета, расцвет уголовщины, драки, поножовщина, кражи, изнасилования, бандиты и шпана; и тут же инвалиды, люди, покалеченные физически и духовно, огрубелые, потерявшиеся, спивающиеся…” (https://arterritory.com/ru/vizualnoe_iskusstvo/recenzii/17471-iskusstvo_kak_sudba/).

Беда была в другом – в том, что жизнь в СССР возвращается в своё обычное, бедное русло. Тогда как могло б начаться движение в постиндустриальное общество. С большой ролью масс интеллигенции. Чего страшно боялась партийная номенклатура. И переход в это общество оградила.

А художники типа Арефьева, страшно далёкие от проблем научно-технической революции, тем не менее, каким-то сверхчутьём почувствовали начавшуюся новую беду в стране и завыли, - как почти 100 лет назад, - на экспрессионистский лад от ужаса, что бог коммунизма нас оставил.

При чём тут Ницше?

Только при том, что тот тоже взвыл 100 лет назад, но – от скуки-благополучия, а не от нищеты материальной и духовной, прорезавшейся как будущее советского народа. Прорезавшейся где? – В области материального прогресса ж!

Я стал тогда на острие критики в своём заводском коллективе, будучи таким же далёким от проблемы, как сами художники-бунтари. – На комсомольском собрании технологического отдела завода я выступил против культа личности Хрущёва как автора при принятии новой формулы социализма: коммунизм есть советская власть плюс электрификация промышленности и химизация народного хозяйства. Я был против кампаний, организовываемых сверху. Я был за самоуправление снизу. Спецам внизу лучше знать, что нужно. – Я поставил свой вопрос на голосование. Я не дал его с голосования снять. Я оказался единственным, проголосовавшим против культа личности Хрущёва. Что вошло в протокол. Дошло до горкома комсомола. А там меня однокурсники знали как бунтаря ещё с института. И, как и прежде, чтоб не портить мне карьеру, опять спустили дело на тормозах. А я понял, что из комсомола надо валить.

Но, если б меня угораздило выразить это умонастроение живописно, я б не расковался б так против натуроподобия, как я это разрешил себе как честный комсомолец. На моей стороне было молчаливое общественное мнение отдела технологов. Коммунисты же были не в чести, хоть тоже молчаливо. Я мог рассчитывать, скажем так, что наверху тоже скоро надоест это сплошное враньё про то, что мы строим коммунизм, и тоталитаризм будет в один прекрасный день отменён. Ядерный паритет уже был достигнут, и можно было позволить себе расслабиться. Я был наивный оптимист. Как все, исповедующие идеал трагического героизма. Для таких идеал благого сверхбудущего, предполагаемый у экспрессионизма, был слишком пессимистичен. Нас было большинство, а Арефьевых – меньшинство. Мы б их не поняли, если б тогда увидели их мазню.

А теперь она мне тоже противна, но я включаю знание истории. И что? Понять, значит простить?

Но душепротивность же не отменишь…

26 июня 2022 г.

Натания. Израиль.

Впервые опубликовано по адресу

https://dzen.ru/a/YrhPwD1SExcDM1BY?&

На главную
страницу сайта
Откликнуться
(art-otkrytie@yandex.ru)