Что бывает, если отдаться тому, что тебя несёт? Вдруг что-то остро-интересное?

Меня несёт всё усиливающееся ощущение падения высокого искусства. Падение – из-за революционной (или, если хотите, контрреволюционной) атмосферы в нынешней России. Атмосферы предоранжевой революции. Атмосферы контроранжевой контрреволюции. Ну в самом деле, что это такое – прорелигиозная выходка по срыву спектакля Богомолова “Идеальный муж”? (Нет, я понимаю, что подозрительно, что она произведена как-то противоестественно не вовремя: не где-то вскоре после первых показов, а много месяцев спустя. Но давайте поверим, что исполнители срыва не свой спектакль играли, а были-таки возмущены. Забрасывание артистов тухлыми яйцами не новинка же. Хоть и в таком случае нужна определённая организационная подготовка: тухлые яйца достать, раздать, пронести в зрительный зал…) Политический темперамент проник в отношения полов: нет норм – на Западе, есть нормы – на Востоке. Отсюда и нервность.

А если согласиться, что высочайшее искусство призвано выражать тончайшее, подсознательное, то как не предположить, что в предреволюционной атмосфере не до подсознательного в искусстве.

Но, признав подсознательное как движитель творца высочайшего искусства, надо расклассифицировать его воздействие на восприемника произведения. Средство воздействия может быть адресовано подсознанию восприемника: 1) более непосредственно или 2) менее непосредственно. Первое, например, использование не первых значений слов, необычного порядка слов в предложении романтиками. Не часто ли в величественный час / Вечернего земли преображенья… Слово “величественный” не объективно применено. Нормальный порядок слов был бы “преображенья земли”. – Всё это подсознанию восприемника внушает подсознательный же идеал романтика, а именно солипсизм. То есть, плевать на внешний мир. (В пределе: что хочу, то и ворочу!) Главное – мир внутренний. Устроенный совсем не так, как внешний. Это – в стихотворении Жуковского “Невыразимое”. И тут можно перейти ко второму способу обратиться подсознанию творца к подсознанию восприемника: обратиться противоречиями элементов. Например, противоречием названия – пафосу. В отличие от элементов первого способа, до сознания восприемника как что-то художественно значащие не доходящих, элементы второго рода до сознания как имеющие отношение к художественности доходят-таки. Доходят как два противоречащие друг другу переживания. Название – чувство бессилия, которым упиваются, пафос – чувство всесилья, которое тоже позитивно. Вот только сшибка таких противочувствий и рождает высшее переживание – катарсис. А первый способ только помогает второму.

Вот первым и было изобретение Агафархом прямой перспективы для декораций в трагедиях Эсхила. Что она впрямую говорила подсознанию зрителей? – Что не боги горшки лепят. Но говорила, будучи помещённой в атмосферу противоречий, созданных подсознанием Эсхила.

Оно ж у Эсхила что хотело сказать? – Что человек демократии должен быть ответственным, а не полагающимся на богов.

Почему я говорю, что подсознание Эсхила, а не сознание? – Потому что хоть вера в богов к тому времени и упала, но традиционно все друг перед другом как будто продолжали верить. Ради этого продолжания Эсхил в последнюю часть трагедии “Орестея” ввёл-таки двух богов в состав действующих лиц: Аполлона и Афину. А вообще-то богов в трагедии нет.

Хуже того (это я уже перехожу к проискам подсознания Эсхила), герои… колеблются в совершении своих поступков. Боги-то, казалось бы, всем правят. Ан нет. Герои ещё и колеблются (см. тут). Каждый качок – освящён божественно. К нему отношение – положительное. Но каждый качок же мотивирован и нравственно. И к этому тоже отношение положительное. – Вот эти два положительных, сталкиваясь, и дают катарсис (слово, которое и было применено впервые касательно древнегреческой трагедии, правда, ошибочно, как очищение, как ноль чувств, тогда как на самом деле не ноль, а всплеск совершенно нового чувства).

Вот Агафарх, глубоко вчувствовавшись в Эсхила, и внёс свою лепту – прямую перспективу декораций. Ибо прямая ж перспектива – это непосредственное выражение субъективизма и иллюзионизма в пику религиозной объективности и сверхличной метафизичности (перевёрнутая цитата из Флоренского).

Никто, ни зрители, ни Эсхил, ни Агафарх так и не осознали во всей глубине, во что они втравились: в антирелигиозность. И только философы поняли. Один – Анаксагор. Ему было легко. Он Солнце и Луну считал раскалёнными камнями, божественное миротворчество он подменил “центральным вихрем, в котором возникли светила” (Флоренский). Другой – атомист Демокрит.

Преобразования в обществе, влиявшие на искусство, происходили тогда то ли медленнее, то ли неосознаннее. Вот и не замечали древние греки, куда их втравливают художники.

Сейчас, наверно, люди поосознаннее. Вот и случаются вокруг искусства эксцессы. То прорелигиозные, то противо…

Жаль, не дано мне увидеть спектакль Богомолова. Я б посмотрел, есть у Богомолова что-то от подсознания или нет.

Я понимаю, что заметка получилась труднопонимаемая. Но само это не случайно, а вызвано всё той же предреволюционной (или предконтрреволюционной) обстановкой в стране. А я не хочу революций. Россия ещё одну не выдержит. И тех, кто тоже так думает, я призываю перечитывать заметку или её отрывки столько раз, сколько потребуется для понимания. Ибо сам факт понимания есть уже залог того, что вы сможете ориентироваться. Чего политическая обстановка от вас не требует. Обстановка требует только верить. Кому-то.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/186.html#186